« Я взглянул окрест меня, и душа моя страданиями человечества уязвлена стала»…
В отличие от радищевской, моей душе, чтобы стать уязвленной, требуется гораздо меньше пространства. И ранят ее не страдания, а неряшество человеческое. Ей (душе) всего-то и надо войти в подъезд и возле почтовых ящиков увидеть пол, густо усеянный рекламными листовками. И бесконечно удивиться: неужели моим дорогим соседям так трудно донести этот почти невесомый груз до расположенного тут же люка мусоропровода или контейнера возле двери подъезда? Уже достаточно сильно уязвленная этим зрелищем душа подвергается еще большей экзекуции при взгляде в кабину лифта, на полу которой расплывается вонючая лужа, оставленная соседской собакой из квартиры на пятом этаже. Столь конкретно указанный адрес не подлежит сомнению, ибо в подъезде обитают только два друга человека, меньший из которых выходит на прогулку исключительно в кармане хозяйского пальто и оросить может только это пространство. А вот вторая любительница братьев наших меньших побрезговала убрать за «братом» или хотя бы бросить в лужу, чтобы впитали ее, пару газет? Предоставила решать вопрос соседям, в первую очередь тем, кому трудно преодолевать этажи пешком. Таково воспитание: за замечание в адрес четвероногого друга готова затеять нешуточный скандал, а вот убрать слабо. А вы говорите о совках и пакетах при выгуле животных на природе. Ну-ну…
Учительница -пенсионерка согласилась убирать подъезды в своем кооперативном доме. Но через некоторое время оставила эту подработку. Из-за соседки, которая не впускала в квартиру своих взрослых вечно пьяных сыновей, пока они, устав колотить в дверь и умолять мамашу, не мочились тут же, на площадке. Ни мамочка, ни сыновья убирать и не думали, предоставляя это сомнительное удовольствие недавней учительнице лоботрясов. На просьбу изменить воспитательную меру мать ответила, что она поступает так умышленно, пытаясь пробудить у парней совесть и стыд перед учительницей.
Вы спросите: а что молчите? Не молчим.
Однажды после разведенного на площадке костра из картонных ящиков я покрасила обгоревшую стену, позвала участкового и собрала соседей. Речь держала краткую, никого не упрекая и не призывая вернуть мне стоимость малярных работ. Сказала только, что с такими развлечениями при отсутствии пожарных лестниц может случиться, что нам придется прыгать из окон. И если у меня хватит простыней, чтобы связать из них веревку и спуститься с четвертого этажа, то жителей девятых ждут определенные трудности. Выслушали неприязненно, но молча. А наутро замочная скважина моей двери оказалась до краев заполненной чернильной пастой. Вспомнилась публикация в одной из российских газет. Там, в таежном краю, в поселке лесопильного завода, поселилась армянская семья, и, увидев, по каким смехотворным ценам продаются работникам пиломатериалы, хозяин не просто выстроил терем-дом, но и обнес его фигурным забором, установил затейливую беседку. Резные скамейки вынес на улицу и предложил соседям, не имеющим в лесном краю не то что забора, но и уборной-скворечника, бескорыстную помощь в облагораживании участков. Через пару дней усадьба умельца со всеми красотами сгорела от умышленного поджога.
Нет, не будет у нас порядка, как бы ни завидовали утопающим в цветах немецким дворикам и балконам, как бы ни изощрялись в реформах, какие бы законы ни готовили. Потому что мы игнорируем древнее правило: чисто там, где не сорят.
И в заключение — эпиграф к бессмертному творению Александра Радищева: «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лайя». Что в переводе на повседневный язык означает: неряшливость наша всеобща, неуправляема, огромна, разностороння и агрессивна.