Художник-постановщик Илья Подкопаев рассказал, с чего начинается для него работа над спектаклем
- Подписаться на
В фойе Белорусского государственного академического музыкального театра обращает на себя внимание персональная выставка художника-постановщика театра Ильи Подкопаева «ХРОНО 2.0_2.1». Корреспондент агентства «Минск-Новости» побеседовала с художником о его творчестве и узнала, с чего начинается для него работа над спектаклем.
— Прежде всего позвольте узнать: что хотите сказать зрителям при помощи картин?
— Они мое размышление на тему пространства, времени человека, его места в мире. XX век запомнился кровопролитными войнами и революциями, на стыке XXI века в мире тоже неспокойно, поэтому в триптихе на эту тему преобладает холодно-стальная гамма.
— А с чего для вас начинается работа над спектаклем?
— Как правило, режиссер-постановщик приходит к художнику-постановщику и дает пьесу для ознакомления. Начинаешь читать и понимаешь, близок тебе материал или нет. Бывает, сразу начинают появляться образы и задумки, а порой только в процессе долгой работы над спектаклем. Представьте, как это завораживает, когда нужно создавать все с нуля, когда на сцене подняты кулисы и ничего нет, кроме пространства…
После появления творческих задумок начинаются обсуждения с режиссером, что хотелось бы видеть на сцене. Случаются и споры, но всегда приходим к общему мнению. Порой режиссер пишет план, где указывает, что нужно на сцене. А я начинаю рисовать, искать образ, который станет центральным, от него проще отталкиваться, создавать декорации и располагать на сцене реквизит. Под сценографией, как правило, понимают создание зрительного образа посредством декораций, костюмов, освещения и постановочной техники.
— В работе вы ограничены канвой спектакля, временем, когда происходит его действие, пожеланиями режиссера и актеров, но с другой стороны — есть и творческая свобода. Насколько она велика?
— Бывает по-разному. Например, к декорациям спектакля «О, милый друг!» режиссера-постановщика заслуженной артистки Республики Беларусь Зинаиды Вержбицкой я сделал три эскиза декораций.
Первый — занавес, намекающий на то, что мир — театр, а люди в нем актеры. Но этот символ непрост. Зрителей можно запутать, и они подумают: а что делает этот занавес на протяжении всего спектакля?
Второй — вокзал, отражающий передвижение героя, который приспосабливается к любой ситуации, старается быть там, где выгодно, и с теми, кто ему полезен. Но это тоже непростой образ, который может отвлекать от происходящего на сцене.
А вот третий — Эйфелева башня — оказался наиболее логичным. Узнаваемый символ Парижа отражает конец XIX — начало XX века и не оттягивает на себя внимание.
— Когда спектакль уходит из репертуара театра и декорации становятся не нужны, не возникает ли чувство сожаления, ведь, например, картина могла бы жить дольше?
— Мы делаем спектакль, а он создает нас. Некоторые идеи, мысли и мечты останутся со мной, а какие-то приемы смогу и дальше использовать как цветовое, композиционное или геометрическое решение в новом произведении. Представьте, вы создали спектакль, он живет вечно, и этим вы вошли в историю. Это неинтересно. Неважно, где будет находиться твое произведение, важно, что почувствуют люди, взглянув на него. По прошествии времени уже забудутся детали, но эмоции всплывут в памяти.
— А что вас привлекает в профессии и что происходит после окончания работы над спектаклем?
— Художником-сценографом быть замечательно — он создает пространство, в котором ни разу не был… Мне интересно играть с координатами пространства и времени. Но не во всех спектаклях декорации столь важны. Например, в спектакле «Жизнь и смерть Янки Купалы» за поэтом темное пространство, что, на мой взгляд, еще больше подчеркивает масштаб его личности. А в «Комедии» не обойтись без выделения окна в деревенском доме, которое не только несет привычные функции, но и символизирует, что в сельской местности жизнь протекает на виду у соседей, наблюдающих за всем. А яблоня — аллегория на райский сад и плод, с которого началось грехопадение.
Уверен, прежде всего в спектакле должно быть удобно актерам, узнаваемо — зрителям, четко и понятно — всем. Придерживаюсь философского мнения о том, что в спектакле нужны образ, знак, символ. Человека пытаешься погрузить в пространство. Время символизма и образа остается всегда актуальным, ускорился темп жизни, люди стали избалованными событиями, многое видели. Ранее даже трехактная опера могла проходить в одном пространстве, а сейчас это уже почти не встречается.
После окончания работы над спектаклем появляются новые мысли, идеи, эмоции, ведь пространство для жизни создаем мы сами.
Фото Евгении Спруть
