Чтобы не жалеть потом, что не успели.
В нынешнем апреле исполняется 105 лет с первой газовой атаки под Ипром во время Первой мировой войны. Но пишу не об этом. Просто некогда судьба свела с человеком, который одним из первых испытал на себе ужас нового смертоносного оружия. Было это месяц спустя после Ипра на польской реке Равка, когда немцы провели первую химическую атаку уже на русском фронте. Именно здесь, на передовой, оказался полк, в котором воевал белорусский солдат Прокофий Хапаль. Полк погиб почти полностью. А Прокофий выжил. Как?
— Все побежали к своим в тыл, то есть по ветру. А от ветра-то не уйдешь. А я закрыл лицо портянкой, мокрой от пота и грязи, и пошел против ветра. На немецкие окопы…
— Но там же немцы, могли ведь убить.
— А они что, дурни, что ли? Пустили газ — да сами на пяту, подальше от него. Никого в их окопах не было. Я отдышался, переждал, пока рассеется ядовитое облако, и только тогда вернулся к своим. Так и выжил.
Крестьянская смекалка не раз еще спасала его, круглого сироту, в той непростой и длинной жизни, что выпала на его судьбу. Нужда в поисках хлеба закинула в далекий Воронеж. Но ненадолго. Призвали на Первую мировую войну. Вшей кормил в окопах, газа немецкого наглотался. Потом революция грянула. До политики крестьянский сын был не охоч, поэтому штык в землю — и в Воронеж: пусть там только и мачеха, да все равно хоть один близкий в этой жизни человек. Однако путь до Воронежа не близок: и у красных побывал, и у белых, да еще бог весть каких. На гражданской войне кто с ружьем и силой — тот и власть. Но как-то добрался. Женился. У него за душой ничего, из приданого — только коза. Наголодались. В родные края решил вернуться. Сказывали, на родине отца легче жилось, да и дом, хоть и совсем сгнивший, был, и надел землицы вроде остался. Но землю чем-то засеять надо. Подались в батраки. Хозяева семейных не брали. Пришлось несколько лет притворяться, будто они с женой — брат и сестра. Так на теленка заработали, на зерно для посева. Бычок подрос — к ярму его приучили. Землицу вспахали, засеяли. Убрали — и с голоду уже не пухли. Жить бы да поживать, а тут опять власть поменялась. Его, еще в недавнем прошлом бессребреника, советская власть в кулаки записала. В Сибирь не хотелось, поэтому все свое добро в колхоз пришлось добровольно отдать… А тут новая война. За 4 года под немцами раз 10 стоял под расстрелом. В 1944-м так 3 раза за один день… Слава богу, и на этот раз обошлось. Детей вырастил, внуков на ноги поставил, правнуков дождался.
Эти перипетии не из учебника отечественной истории, а из личной жизни Прокофия Зосимовича. И рассказывал он их лишь однажды, и то, только когда ему почти 100 лет исполнилось. Почему не раньше?
Да потому, что никто особо и не спрашивал. За крестьянской суетой некогда было детям его рассказы слушать, да и внукам тоже. И лишь однажды младший внук привез деда на рыбалку на лесной пруд. Половив карасиков, развели они костер, разложили на скатерку прихваченную с собой котомку и под крики журавлей проговорили всю ночь. Увы, летом она слишком короткая, поэтому далеко не обо всем, что видел и пережил дед Прокоп, он успел в ту ночь поведать. А через несколько лет его не стало…
Вспомнил эту далекую историю на днях после встречи с четвероклассниками столичной гимназии № 1, с подачи учителя написавших книгу о своих прапрадедушках и прапрабабушках, которые принимали участие в Великой Отечественной войне. Десятки трогательных историй довелось услышать и прочитать. Но, увы, всего этого детки могли бы так и не узнать никогда. Из жизни стремительно уходят их бабушки и дедушки, которые хоть и родились в военные и первые послевоенные годы, но еще помнят своих родных, оказавшихся в горниле Великой Отечественной. И еще успели об этом рассказать неравнодушным внукам.
Через несколько недель мы будем праздновать 75-летие Великой Победы. И это хороший повод поговорить с родными об их личной истории, которая, как видим, копия истории страны. Сделайте это, чтобы потом до конца жизни не жалеть, что не успели.