Шукшину не давали снимать «Печки-лавочки». Что было не так с фильмом?
- Подписаться на
Этот фильм оценили по достоинству только после смерти Василия Шукшина. Что было не так с лентой — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
О чем фильм
Семейная пара Иван и Нюра Расторгуевы из алтайской глубинки собирается в санаторий к морю. Первая дальняя поездка, волнительно. Провожают их всем селом. В поезде, идущем через всю страну, супруги встречают и хамоватого чиновника, и обаятельного вагонного жулика Виктора, и профессора-лингвиста, который от всей души приглашает Расторгуевых погостить у него в Москве. Но и в столице, и в санатории Иван чувствует себя чужим, неуместным среди городских жителей, у которых иные устои, логика и моральные принципы. Он всё время вспоминает родное село.
Чужой среди своих
В 1966 году оператор Валерий Гинзбург позвал своего друга Василия Шукшина в гости к брату, барду Александру Галичу. В одной из его песен «Больничная цыганочка» прозвучали слова: «Твердил, что я здоров, а если в печки-лавочки, то в этом лучшем из миров мне всё до лампочки». Режиссера зацепила фраза «печки-лавочки». Она была очень русской, будто о деревенской жизни. Позже он так и назвал свой фильм.
В поданной в 1967-м в редакторский отдел «Мосфильма» заявке на съемки Шукшин пояснял основную мысль, заложенную в картине. Через комичные ситуации показать, что к 1960 году русского работящего сельского мужика вовсе не стало. А если появлялся, то к нему относились, как к аномалии, считали отсталым. Хлебороб, который, по сути, кормит страну, едет в поезде, а его то пытаются облапошить, то хамят ему, то насмехаются над ним. Профессор Степанов относится к Расторгуеву по-доброму. Но тоже рассматривает его как экспонат, ископаемое. Поэтому в финале Шукшин сидит на алтайском пригорке и в камеру произносит: «Всё. Конец». Это означает вовсе не конец фильма, а то, что между городом и деревней непреодолимая пропасть. Режиссер и сам выходец из села, в московской богеме тоже был чужим среди своих.
Работу над картиной «Печки-лавочки» заморозили, мол, главный герой злоупотребляет спиртным и странный какой-то. Тогда Василий Макарович написал сценарий о Степане Разине. Его опубликовали в журнале «Искусство кино», готовились к съемкам. Но и тут начали вставлять палки в колеса. Разин получился бунтарем, а в официальной советской истории он занимал место борца с царским режимом. Формально сослались на дороговизну проекта, попросили отложить до появления средств. В 1970-м предложили вернуться к «Печкам-лавочкам». Но вновь взяться за фильм оказалось непросто. Оператор В. Гинзбург, с которым режиссер постоянно работал, был занят на другом важном проекте. Шукшин вспомнил про однокашника из ВГИКа оператора Анатолия Заболоцкого. Он в 1960-м уехал в Минск, и за 10 лет его камерой были сняты фильмы, ставшие белорусской классикой: «Альпийская баллада», «Через кладбище». Перед соблазном поработать с Шукшиным Анатолий не смог устоять.
Сыграй сам
Были проблемы и с актерами. Роль Ивана Расторгуева писалась для Леонида Куравлева, который ранее сыграл в трех лентах Шукшина. Но актер в тот же период был занят в «Семнадцати мгновениях весны» Лиозновой и в картине «Жизнь и удивительные приключения Робинзона Крузо» Говорухина. Как вспоминал Куравлев, Василий Макарович припер его к стенке в пустом коридоре студии, играл желваками. Леонид подумал, что сейчас ударит, и выпалил режиссеру: «Никакой Куравлев и еще кто бы то ни было не сыграет эту роль лучше тебя!» Шукшин посмотрел куда-то вверх, прикинул, в его душе что-то перевернулось. И он, автор сценария и режиссер, вдруг спросил у Куравлева разрешения сняться в роли, которая предназначалась ему.
Нюру должна была играть Нонна Мордюкова. Шукшин шутил: «Она своим телом прикроет мой скелет, если что». Но в конечном итоге роль досталась супруге Лидии Федосеевой-Шукшиной.
Иван Рыжов
Режиссер любил актера Ивана Рыжова за его талант быть настоящим и каждым взглядом попадать прямо в сердце. В «Печках-лавочках» Иван Петрович создал эталонный образ советского проводника.
Всеволод Санаев
Всеволод Санаев когда-то отказался от роли в фильме Василия Макаровича «Живет такой парень», о чем после жалел. Характер профессора Степанова он уловил. Как и выходец из Витебской губернии Зиновий Гердт отлично справился с ролью друга персонажа Санаева.
В том, кто сыграет поездного вора, Шукшин не сомневался, проб не устраивал. С Георгием Бурковым они были приятелями со студенческих лет.
Обида на земляков
Съемки проходили в 1971 году. Квартиру профессора и интерьеры выстроили в павильоне «Мосфильма», как и купе поезда. В реальном вагоне снимали только проходы по коридору, сцены перекуров у окон. Фильм был широкоформатным, аппаратура для съемок громоздкая, выставить ее во всех нужных точках в настоящем купе невозможно.
Деревенские сцены удалось запечатлеть на родине режиссера — на Алтае. За это право боролись долго. Везти съемочную группу за 3 тыс. км от Москвы, когда всё можно снять в селе под столицей, руководству казалось блажью. Режиссер верил в сакральность своей земли, верил, что она поможет ему. Поэтому недалеко от его родного села Сростки к некоторым домам пристроили декорации и работали там.
Съемки заняли четыре месяца, а потом картину резали и редактировали шесть месяцев. Основные претензии — к деревенским сценам. Во-первых, еще на начальном этапе Василий Макарович решил, что будет снимать их в документальной манере. И эти кадры у Шукшина вышли чрезмерно правдивыми. Руководству хотелось приукрасить быт деревни, а режиссер показал жизнь такой, какая она есть. Засаленная одежда, нищета. Одним из персонажей стал бродяжка с балалайкой, попросту говоря, бомж. Лента сильно обеднела после редактуры, были выброшены яркие кадры. Но финал, где Шукшин на холме произносит фразу «Всё. Конец», оставили. В 1972-м фильму присвоили 3-ю категорию, а это значило малое число копий, показы в кинотеатрах на окраинах. Однажды Василий Макарович попал на сеанс в провинции и обнаружил, что финального кадра на овраге с его репликой в копии нет. Окончательным ударом стало то, что именно с родины приходили сотни писем: Алтай так давно не живет, Шукшин отстал от жизни. Алтайская пресса подхватила волну недовольства и обвинила режиссера в искажении действительности. Не исключено, что гнев трудящихся был организован сверху. Но эти письма земляков ранили режиссера, в оставшиеся два года своей жизни он так ни разу и не приехал в родное село.
После смерти мастера в 1974 году, когда он стал официально признанным классиком, многие вырезанные сцены вернули, фильму присвоили 1-ю категорию, допустили до эфиров ТВ.
