Собрала интеллектуальную элиту страны: 90 лет назад была создана Белорусская Академия наук
Забытые или полузабытые слова, аббревиатуры, имена… 1929 год. Другая эпоха, другая жизнь. Но такова была почва, в которую легло семечко, а из него выросло дерево. В историю углубился корреспондент агентства «Минск-Новости».
Подарок ко дню рождения
Белорусская Академия наук (БАН) — это то, что потом стало Академией наук БССР, а в наши дни Национальной академией наук.
Датой создания БАН считается 1 января 1929 года. Хотя постановление Центрального исполнительного комитета и Совета народных комиссаров БССР о преобразовании Инбелкульта (Института белорусской культуры) в академию вышло чуть раньше — в октябре 1928-го. Но 1 января 1929-го торжественно отмечалось 10-летие провозглашения Советской Белоруссии. К этой дате и было приурочено официальное создание принципиально новой национальной научной структуры, о чем говорил на торжественном собрании секретарь ЦИК товарищ А. Хацкевич. Произнеся необходимые поздравительные слова, он зачитал список из 22 фамилий первых белорусских академиков. Некоторые доныне на слуху, например Константин Михайлович Мицкевич (Якуб Колас) и Иван Доминикович Луцевич (Янка Купала).
Президентом БАН стал крупный политический и научный деятель, историк Всеволод Макарович Игнатовский. Вице-президентами — экономист Николай Белуга и языковед Степан Некрашевич. Непременным секретарем (тогдашнее название должности ученого секретаря) — историк и филолог Вацлав Ластовский. Тем самым отдавали дань его научным заслугам и демонстративно не замечали былых грехов — все-таки экс-премьер провозглашенной в 1918-м «буржуазно-националистической» Белорусской Народной Республики. Людей с подобным прошлым в списке академиков имелось несколько — скажем, языковед Язеп Лёсик. Бурные аплодисменты (это особо отмечалось в отчетах) зазвучали при упоминании известного языковеда Бронислава Тарашкевича. Он жил в Западной Белоруссии, тогда находившейся «под Польшей», и за участие в национально-освободительном движении постоянно попадал в польские тюрьмы. В академию его избрали заочно.
Что ж, новая организация собрала интеллектуальную элиту той Беларуси. Кто-то с самого начала шел с большевиками, кто-то признал их позже, но сейчас как бы подводилась черта: прошлое позади, у нас есть общая страна, во имя которой следует работать. Не «кто не с нами, тот против нас», а наоборот: кто не против нас, тот с нами.
В Академии наук СССР ответственными за связь с белорусскими коллегами были назначены академики С. Ольденбург, Н. Марр, М. Покровский и В. Вильямс — громкие имена! Приехал из Москвы и товарищ М. Лядов, старый большевик, представитель Главнауки РСФСР. В своей речи он заметил: «Слово «академия» вызывает мысль, что это нечто мертвое, какой-то застой и вялость. Но ваша академия будет работать на языке широких народных масс, культивировать науку, ее работа будет живой, нужной и найдет отклик в широких кругах пролетариата».
Все эти подробности и цитаты взяты нами из газеты «Савецкая Беларусь» № 1 за 1929 год. В следующем номере товарищ Игнатовский отдельной статьей разъяснял, почему решили создать Белорусскую Академию наук, какие перед ней стоят задачи.
Канувшая Атлантида
Уже сказано: 90 лет назад Беларусь жила совершенно иной жизнью, которую даже нелепо сравнивать с нынешней. Это канувшая Атлантида, другая цивилизация. Чтобы было понятнее, приведем другие газетные публикации января 1929-го.
В республике полным ходом идет белорусизация, ведь СССР — не бывшая Российская империя, а союз равных народов, каждый из которых просто обязан развивать собственную культуру, самосознание. Новые яркие имена в литературе, культуре (например, подробно обсуждаются полотна, представленные на III Всебелорусской художественной выставке). Параллельно — экономическое развитие. В честь десятилетия республики Осинстрою как раз присвоено имя Сталина. Что такое Осинстрой? Возведение Осиновской районной электростанции в поселке Орехи-Выдрица (ныне Ореховск) под Оршей — суперпроект, о котором писали поэмы, снимали фильмы. ГРЭС заработала в следующем, 1930 году.
А вот международные новости. Что-то касается нас косвенно, что-то — напрямую. Так, минские трудящиеся гневно осуждают очередную выходку белоэмигрантских террористов: в Варшаве бывший белогвардеец Войцеховский стрелял в советского торгпреда Лизарева. Поляки Войцеховского как раз судят (получит 10 лет). Но и своих конфликтов, связанных именно с атмосферой времени, хватает. Минский окружной суд, например, рассматривает дело о покушении на сельского активиста Дударчика. В деревне Барсуки под Борисовом обобществлялись леса, в том числе лес, принадлежавший зажиточным крестьянам Ляхам. Дударчик пометил там под вырубку деревья для строительства общественного моста. Ляхи взъелись, деревья эти сами быстренько свалили и продали. А вечером Федор Лях, сын хозяина, бабахнул из ружья Дударчику в окно (хотя прежде они, вообще-то, дружили). Не убил, но осколками стекла тому посекло глаза, Дударчик ослеп. Ляха приговорят к расстрелу, Дударчику правительство БССР выделит персональную пенсию.
В Минске возводится университетский городок (заняты 150 рабочих!), прокладываются новые автобусные маршруты (один — до отдаленной деревни Серебрянка). Выходят книги, готовится первая Всебелорусская сельхозвыставка.
Вот и для новосозданной Академии наук быстро подыскали подходящее здание в три этажа, расселив студенческое общежитие (стояло примерно там, где сейчас находится здание Управления Белорусской железной дороги, нынешние же корпуса академии заложат позже). Газеты писали об участии ученых в обсуждении экономических планов, конференциях, разработке программ для открывающегося химфака БГУ. Отдельная новость — скорый переезд в Минск на жительство известного австрийского математика Целестина Бурстина. Пламенный коммунист, он на родине потерял работу и сейчас приглашен к нам. Вскоре тоже станет академиком.
Вперед и далее
В общем, энергия, задор, созидательный напор. Все бы хорошо, но, увы, мы знаем, что случилось потом.
Уже исподволь затевалось, а в 1930-м грянуло шумное политическое дело «Саюза вызвалення Беларусi». По нему сроки и ссылки получила добрая половина первых белорусских академиков. Нет, тогда никого не расстреляли. Но еще несколько лет в далеких чужих Сарапуле или Аткарске этим людям было совсем не до белорусской науки. Хорошо, если удавалось устроиться учителем, бухгалтером. А в 1937-1938-м их уже тихо брали местные райотделы НКВД, чтобы окончательно поставить к стенке. Ныне эти люди реабилитированы.
4 февраля 1931 года после очередного допроса в ОГПУ, не дожидаясь ареста, застрелился Всеволод Игнатовский.
В 1933-м в порядке обмена политзаключенными Варшава передала в СССР Бронислава Тарашкевича. Радость возвращения на родину длилась недолго — в 1937-м Тарашкевича арестовали и расстреляли. К моменту казни от страшных истязаний он, по сути, сошел с ума. Целестин Бурстин умер в 1938-м в минской тюремной больнице.
Вспоминая первых белорусских академиков, редко назовешь хоть одну благополучную судьбу.
И надо бы дальше поговорить о том, почему все пошло так, могло ли сложиться иначе, но это тема долгая и отдельная. Мы в данном случае лишь фиксируем факты.
Как бы там ни было, у Национальной академии наук юбилей. Любуясь высоким деревом, пользуясь его плодами, мало думаешь о корнях, уходящих куда-то вглубь почвы. Однако без корней дерево не стоит.