Отчего-то вспомнилась классика: «В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». В Минске другая напасть. У нас так много аптек, что, кажется, мы рождаемся лишь для того, чтобы, начав лечиться от детского диатеза, перейти затем к избавлению от юношеских угрей, пройти по жизни с псориазом и закончить лечением от геморроидальных шишек вкупе с болезнью Альцгеймера. Возможны, конечно, варианты, но факт остается фактом: аптеки с эпидемиологической настойчивостью плодятся на каждом углу. Только на улице Воронянского я насчитал пять фармацевтических оазисов различных категорий и видов собственности. Свернув на улицу Чкалова, набрел еще на три. Конечно, для обывателя тотальная забота о пошатнувшемся здоровье — это благо. Ведь конкуренция сдержит цены на уровне демпинговых. Я тоже так думал. Излечение от наивности прошло быстро. Началось же с того, что терапевт на приеме порекомендовал мне гроприносин, дабы поддержать пошатнувшуюся за зиму иммунную систему. А с виду такой интеллигентный врач.
— Я понимаю, доктор, что вы сегодня без настроения, — отвечаю ему. — Но нельзя ли что-то более мажорное по названию? Или все так безнадежно?
— Увы, названия придумывает производитель, — загрустил собеседник. — В меру фантазии и отношения к людям. Но средство хорошее.
Хорошего средства в ближайшей аптеке не оказалось. А когда присутствовало, то стоило 184 тысячи рублей. В следующей аптеке лекарство имелось, но цена подскочила до 196 тысяч. «Однако!» — говаривал в таких случаях Киса Воробьянинов. Третье фармакологическое заведение огорчило ценником в 214,5 тысячи, четвертое — в 240 тысяч рублей ровно. Да будет ли предел этому ценовому гроприносину! Название искомого я уже употреблял как ругательство. «А за 260 тысяч не хочешь?» — хохотнул над моей психикой прейскурант пятой по счету аптеки. Профессия журналиста имеет ту особенность, что в памяти накапливается определенный объем информации, лежащий до поры до времени мертвым грузом. На одной из полочек витрины заметил окситоцин-рихтер. Гормональный препарат, применяемый после родов и абортов.
— Девушка, а вы его употребляете? — я указал на окситоцин.
Фея за окошком покраснела так, будто ее обвинили в краже лучшего ковра из ГУМа.
— Может, ваш директор пользуется?
— Наш директор — мужчина! — взвизгнула фея.
Стало ясно, что к краже ковров она отношения не имеет. Поиски дешевого гроприносина продолжились, заодно я начал интересоваться ценами на окситоцин. Картина складывалась интересная. Цены разнились так, что на одной перепродаже гроприносина из аптеки в аптеку можно было заработать состояние. Спекуляция окситоцином также сулила дивиденды. В свою очередь провизоры сетовали на аппетиты поставщиков, размеры предельных надбавок и прочую торговую ерундистику. Но окситоцин ни внутривенно, ни внутримышечно никто из них не употреблял. Вы спросите, какого черта я зациклился на окситоцине, если мне его не прописывали? Выдаю информацию, накопленную в ячейках памяти. Ученые из американского университета Клермонта создали лекарство против жадности. И даже, кажется, получили за это международную премию. В качестве же активного вещества был задействован именно окситоцин, то есть гормон задней части гипофиза. Подопытные добровольцы вмиг становились истовыми бессребрениками, святыми врачами Космой, Дамианом, Киром и Иоанном, заботившимися исключительно о благе страждущего.
И вот что интересно. Если перенести ситуацию в торговлю, допустив, что цены на колбасу в двух соседних магазинах разнятся в два раза. Представляете картинку? Магазинные залы вмиг наполнили бы компетентные люди со служебными удостоверениями налоговой, торговой и прочих инспекций. Директорат и товароведы коллективно написали явку с повинной и попросились в монахи. Потому что так травмировать неустойчивую психику покупателя нельзя!
А гроприносин я не купил. Пошатнувшая было иммунная система после хождения по аптекам укрепилась самостоятельно.