Хроника важных и интересных событий, произошедших в городе, стране и мире 18 октября в разные годы, — в подборке корреспондента агентства «Минск-Новости».
1860 год. Британские и французские войска, оккупировавшие Пекин, разграбили, а затем сожгли Юаньминъюань — летнюю резиденцию, построенную маньчжурскими императорами в XVIII веке

Садово-дворцовый комплекс Юаньминъюань («Сады совершенной ясности») находился в 8 км к северо-западу от Запретного города — самого обширного дворцового комплекса в мире (720 тыс. кв. м), расположенного в центре Пекина, к северу от главной площади Тяньаньмэнь. Но именно в Юаньминъюане императоры империи Цин проводили большую часть времени, наведываясь в Запретный город лишь для формальных приемов.
Участвовавший в уничтожении дворца британский офицер, будущий генерал Чарльз Джордж Гордон отмечал: «С трудом можно себе представить красоту и великолепие сожженного нами дворца… Мы уничтожили, подобно вандалам, поместье столь ценное, что его не удалось бы восстановить и за четыре миллиона». А Виктор Гюго в письме капитану Батлеру от 25 ноября 1861 года так писал об Англии и Франции в контексте этих событий: «Однажды двое бандитов ворвались в Летний дворец. Один разграбил его, другой поджег… Один из победителей набил карманы, другой, глядя на него, наполнил сундуки; и оба, взявшись за руки, довольные вернулись в Европу».
Вскоре после этого руководство Китая из династии Цин сдалось франко-британским экспедиционным силам, положив конец Второй опиумной войне и надеждам Китая на прекращение иностранного господства в национальных делах.
В 1870-х годах вдовствующая китайская императрица Цыси начала перестраивать дворец и его великолепные сады, переименовав его в Ихэюань, или «Сад здоровья и гармонии». В 1900 году, во время Боксерского восстания, дворец снова был сожжен западными войсками и оставался в полуразрушенном состоянии до тех пор, пока китайские коммунисты не восстановили его в 1950-х годах.
1910 год. Завершился автопробег Петербург — Неаполь — Петербург на автомобилях «Руссо-Балт», построенных на рижском Русско-Балтийском вагонном заводе

Главными целями пробега, стартовавшего 28 августа, были поднятие престижа российского автопрома и реклама новых машин. Автомобили проехали более 10 тыс. км по маршруту Санкт-Петербург — Берлин — Сен-Готард — Рим — Неаполь — Берлин — Санкт-Петербург, показав хорошие характеристики.
18 октября участники пробега вернулись в Петербург. Они жаловались на невозможное состояние дорог в Италии, где им пришлось месить грязь и тонуть в выбоинах на всем пути от Рима до Неаполя.
В журнале «Нива» вышел репортаж, в котором отмечалось: «Этот пробег русских туристов на русских автомобилях был выполнен более чем удачно и послужил к тому, что за границей всерьез заинтересовались русским автомобильным строительством». Здесь же публиковались снимки, сделанные во время автопробега знаменитым столичным фотографом Виктором Буллой, который проделал весь путь вместе со спортсменами-автомобилистами.
1920 год. Московские литераторы устроили прием в честь английского писателя-фантаста Герберта Уэллса

До этого знаменитый гость уже побывал на аналогичном приеме у писателей Петрограда, а 6 октября встретился в Кремле с Лениным.
В голодающем Петрограде на обеде в честь Уэллса подавали ростбиф и кулебяку. Московские литераторы тоже решили не ударить лицом в грязь и выставили на столы в елисеевской столовой невиданное лакомство — шоколад. Писатели приоделись, насколько это было возможно, и собрались за столом. Горький произнес приветственное слово, Уэллс, по свидетельству Юрия Анненкова, «выразил удовольствие, полученное им — иностранным путешественником — от возможности лично понаблюдать «курьезный исторический опыт, который развертывался в стране, вспаханной и воспламененной социальной революцией».
А далее слово взяли советские литераторы. Причем высказывались они порой довольно прямолинейно. Так, Амфитеатров без стеснения говорил о том, что рубленые котлеты на столе куда более привлекательны для голодных писателей, чем встреча с Уэллсом и признавался, что под пристойными одеждами его коллег — грязное рванье. Дальше — больше. «Скажите там, в вашей Англии, скажите вашим англичанам, что мы их презираем, что мы их ненавидим! — возбудился Виктор Шкловский. — Мы ненавидим вас ненавистью затравленных зверей за вашу бесчеловечную блокаду, мы ненавидим вас за нашу кровь, которой мы истекаем, за муки, за ужас и за голод, которые нас уничтожают, за все то, что с высоты вашего благополучия вы спокойно называли сегодня «курьезным историческим опытом!».
Уэллс слушал с растерянным, страдающим видом человека, который хочет поскорей уйти и не знает, как это сделать. По воспоминаниям Ю. Анненкова, он пытался отвечать, перепутал имена выступавших, те набросились друг на друга, «чем тотчас воспользовались их соседи, чтобы незаметно проглотить оставшиеся без присмотра пирожные, лежавшие на тарелках спорящих». А когда страсти прошли кульминацию, Евгений Замятин, прекрасно говоривший по-английски, по просьбе Горького «объявил с оттенком иронии, весьма ему свойственной, инцидент исчерпанным, и вечер закончился в сумятице не очень гостеприимной и не очень галантной, но все же — с оттенком добродушия».
1935 год. С башен Кремля сняли двуглавых орлов

Какое-то время они экспонировались на территории Парка культуры и отдыха, а затем пошли в переплавку. До сих пор не существует единого мнения, из какого материала были изготовлены орлы — металла или позолоченного дерева. К примеру, некоторые исторические данные указывают на то, что их туловища были деревянными, а прочие детали — металлическими.
Еще в 1930 году власти запрашивали известного художника Игоря Грабаря об исторической ценности орлов. Он выяснил, что орлы менялись на башнях раз в столетие, а то и чаще. Самым старым оказался орел на Троицкой башне — 1870 года, а самым новым — на Спасской – 1912 года. В докладной записке Грабарь сообщил, что «ни один из существующих сейчас на кремлевских башнях орлов не представляет памятника старины и в качестве такового не может быть защищаем».
Первую пятиконечную звезду водрузили на Спасскую башню 24 октября 1935 года при большом скоплении народа на Красной площади. На следующий день такая же звезда украсила шпиль Троицкой башни. 26 и 27 октября звезды были установлены также на Никольской и Боровицкой башнях. Работы по замене орлов на звезды спешили завершить до очередной годовщины Октябрьской революции.
1960 год. Родился Жан-Клод Ван Дамм, актер, режиссер, сценарист и продюсер

Герой боевиков 80–90-х, на фильмах которого выросло не одно поколение зрителей, появился на свет в бельгийском муниципалитете Беркем-Сент-Агат, в семье бухгалтера и домохозяйки. Родители были фламандцами, отец — наполовину евреем. Мальчик рос болезненным и плаксивым, поэтому в возрасте десяти лет отец отдал сына в школу карате. Юный Ван Дамм овладел также другими видами боевых искусств: кикбоксингом, муай тай, кунг-фу, тхэквондо. Занимался и бодибилдингом. В общем, стал идеальным актером для боевиков, как раз в то время, когда на них случился настоящий бум. Благодаря Жан-Клоду миллионы мальчишек по всему миру стали заниматься карате и бодибилдингом.
Впрочем, в его жизни были не только брутальные увлечения. Ван Дамм занимался еще и классическим балетом — считал, что это придаст телу пластику, которая пригодится в боях. Кстати, его знаменитая «вертушка», или удар ногой с разворота — идея как раз оттуда, из балетного класса.
В 1981 году Ван Дамм уехал покорять Лос-Анджелес. Английского языка он не знал и учил его по мультфильму «Флинстоуны». Ему приходилось довольствоваться эпизодическими ролями, а также подрабатывать официантом, таксистом, вышибалой в ночном клубе. Именно тогда он заменил свое труднопроизносимое имя на благозвучный псевдоним Жан-Клод Ван Дамм, взяв фамилию погибшего друга. Настоящая фамилия и имя актера при рождении — Жан-Клод Камиль Франсуа Ван Варенберг.
Первую полноценную роль Ван Дамм получил в фильме «Не отступать и не сдаваться» (1986), где сыграл русского бойца Ивана Крашинского. Но успех пришел к актеру после выхода на экраны следующего фильма — «Кровавый спорт» (1988), кассовые сборы которого составили 30 млн долларов при бюджете в 1 млн.
Карьера актера развивалась стремительно. Успех закрепили боевики «Самоволка» (1990) и «Двойной удар» (1991), в которых Ван Дамм был также соавтором сценариев. Последующие картины с его участием — «Универсальный солдат» (1992), «Некуда бежать» (1993), «Трудная мишень» (1993), «Легионер» (1998) и другие — неизменно вызывали зрительский интерес.
За все годы своей кинокарьеры Ван Дамм так и не смог (хоть и пытался) преодолеть рубеж боевиков и выйти за рамки картин, где основная ставка делается на филигранное владение восточными единоборствами. В Голливуде за ним закрепилось прозвище «Мускулы из Брюсселя». Тем не менее, картины с его участием стали маркой крутого боевика. Его стиль кикбоксинга с мастерским владением ногами и с неизменным показом классического «шпагата» отличал Ван Дамма от прочих экранных героев.
С середины 1990-х Ван Дамм оказался в тисках кокаиновой зависимости, с которой боролся несколько лет. На съемочной площадке разруганного критиками «Уличного бойца» (1994), по собственному признанию, актер тратил на порошок до 10 тыс. долларов в день. Режиссер фильма Стивен де Соуза вспоминал, что с Ван Даммом стало невозможно работать — иногда он вообще не приходил на съемки.
Фильмы «Колония» (1997), «Легионер» (1998), «Репликант» (2001), «В аду» (2003) и «Пробуждение смерти» (2004), несмотря на рост актерских способностей Ван Дамма, также не снискали должного успеха. Да и сам жанр боевика стремительно терял популярность. «Снявшись в тридцать седьмом фильме, я сказал себе: я больше никогда не буду сниматься в кино, которое мне самому не нравится», — признавался актер.
В 2012 году Ван Дамм сыграл главного злодея в фильме Сильвестра Сталлоне «Неудержимые 2». Эта картина стала самой кассовой в карьере актера, собрав в кинотеатрах более 300 млн долларов. В том же году в Брюсселе Ван Дамму был открыт бронзовый памятник.

Хотя пик славы 65-летнего актера позади, он продолжает активно работать в кино, часто сам пишет сценарии, ставит фильмы и даже продюсирует их. «Я уже не кинозвезда, а бренд, — говорит он. — Ван Дамм — это как джинсы Levi’s. Еду в отпуск и, куда бы ни отправился, вижу, что люди любят меня не за фильмы, а за имя».