ЧАСЫ ВРЕМЕНИ. Как 95 лет назад на Минщине воплотился сюжет Агаты Кристи

Как 95 лет назад на Минщине воплотился сюжет Агаты Кристи. Подробности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

История эта была столь скандальной, что для проведения процесса из Минска в Борисов прибыла специальная выездная сессия Верховного Суда республики. А что оставалось? Процитируем «Звезду» 1924 года: «Исключительный интерес к делу со стороны широких трудовых масс вызван недоверием к местным судебным органам».

Оперативная обстановка

Кто сегодня помнит, что 95 лет назад наша тихая Минщина представляла, говоря профессиональным языком, «территорию с особо сложной оперативной обстановкой»? Банды по здешним лесам гуляли всех видов и типов: крупные и мелкие, чисто уголовные и «с политической окраской», из залетных гастролеров и местных головорезов. Не будем настаивать, что Борисовский уезд в тогдашнем рейтинге уголовщины занимал первое место. Но явно и не второе. Уездный народный следователь Славинский приступил к работе в начале 1923-го. Он взялся за дело (точнее за кипы накопившихся дел) рьяно. За несколько месяцев передал в суд материалы по 19 опасным преступникам, 12 из них светила вышка.

Народные следователи — тогдашняя должность. Занимались неполитическими преступлениями, состояли при судах. С милицией и прокуратурой взаимодействовали в меру необходимости. Если коротко: милиция бандюков ловила, дальше Славинский по конкретным преступлениям проводил следствие и материалы передавал в суд, выносивший приговор.

Правда, как ни старался, не уменьшалось в уезде число злодеев и злодейств. Больно глубоко всё проросло. Была, например, банда Шпилько, действовавшая на территории Борисовского и Оршанского уездов. Уж как за ней гонялись, как отслеживали — всё без толку! Но Славинский упрямо нес суровую вахту.

Узкий пятачок

Правда, странные вещи начали мало-помалу происходить. Потерпевшие опознавали в недавно нападавших на них бандитах тех, кто, вроде бы, уже осужден, сидит или даже расстрелян.

…Если бы мы писали детектив, то накрутили бы тайн и сюжетных поворотов. Но, скорее всего, тайн особых не было. Милиция начала проверку и шаг за шагом вышла на Славинского. А тот и не запирался особо. Так что загадка в другом. Ведь он должен был понимать, что всё однажды вскроется. Почему же действовал так нагло и вовремя не остановился?

А может, не надо усложнять. Славинский был молодым парнем из местных коммунистов, поэтому и попал на следовательскую должность. Прежде состоял волостным военкомом, и его уже тогда на взятках ловили. К тому же пил. Но ведь свой! А из кого кадры брать? Старые профессионалы-юристы разбежались, с другими грамотными уйма проблем: кто-то из дворян, кто-то бывший офицер, а кто-то — вообще ужас — в свое время в эсерах ходил!

При этом в любом молодом государстве на первых порах, пока не наработан опыт и не сложилась система, неизбежен бардак — в делах, бумагах, отношениях ведомств. Увы, юная Белорусская ССР не была исключением. Плюс тогдашняя местная специфика: польская граница рядом, а ее в начале 1920-х охраняли слабо. То есть наверняка крутилась в голове мысль, что в случае чего смыться — дело недолгое.

Между тем политика политикой, а жизнь жизнью. В небольших городах, местечках все друг друга знают. Да, кто-то сегодня следователь, а кто-то — бандит. Но неформальные связи неизбежны, и при необходимости люди всегда могут договориться, если того пожелают. В данном случае пожелали.

Человек берущий

Сама картина из публикаций 1924 года вырисовывается такая. Славинский вступление в должность народного следователя, естественно, отпраздновал. С кем? С разными людьми. В том числе с давним приятелем — тем самым бандитом Шпилько. Тот, правда, находился в розыске, поэтому встретились не в Борисове, а на соседней станции Приямино. Посидели хорошо. Возможно, тогда обо всем договорились. А далее, похоже, новый народный следователь и один из главных местных разбойников начали взаимовыгодно помогать друг другу. Шпилько давал наводку на другие банды, расчищая тем самым площадку от конкурентов. Дела арестованных вел Славинский. Кого-то действительно посадил, кому-то вышку обеспечил. А кого-то — то ли по своему решению, то ли по договоренности со Шпилько — из-под статьи выводил. Не за так, разумеется. Снова процитируем «Звезду» за 1924 год: «Прекращать дела бандитов Славинскому удавалось благодаря тому, что он умышленно, без ведома и санкции прокурора направлял дела непосредственно в нарсуды, вопреки прямым требованиям закона. Для облегчения участи обвиняемых или для их оправдания Славинский вырывал из дел и уничтожал изобличающий бандитов материал». Дальше, конечно, напрашиваются вопросы: а что ж это были за судьи, которые принимали к рассмотрению дела без санкции прокурора и с выдранными страницами? Что за прокурор, при котором подобное творилось? Хочется верить, что этими вопросами после дела следователя тоже занялись — только в газетах не писали.

«За освобождение уличенного бандита Липченко Славинский взял 60 рублей золотом и 60 пудов ржи». «За освобождение бандита Шульги получил, кроме неизменного золота и ржи, также масло, сало и самогон, причем было условлено, что графин из-под самогона Славинский должен вернуть, что он честно и выполнил». «Некоторые свидетели указали, что для взяток Славинскому закладывали последнее имущество».

Таким образом, в сжатые сроки Славинский успел и по службе отличиться, и денежно подняться. Шпилько же вырос в солидного авторитета, к которому прочий блатной люд на поклон ходил, раз у него куда надо выходы есть. Им бы вовремя прекратить игру, да губят людей жадность и азарт.

Не верь блатным!

Слух, что новый следователь берет взятки, уже сам по себе мог погубить Славинского. Но припуталось еще одно обстоятельство. Как говорится, не верь блатным! Славинский тем, кого отмазывал, ставил железное условие: выйдешь — и тут же на 3-4 года из наших мест исчезаешь. Все божились, что само собой, без разговоров… Но ни один не исчез. Более того — тут же брались за привычный промысел, тупо шли по прежним адресам, ничуть не смущаясь тем, что будут опознаны.

Скажем, по делу проходил грабитель Шкаруба. Он мало того, что попался, считаясь уже посаженным, так еще на суде, посмеиваясь, дал подробнейшие показания: за сколько его следователь выпустил, чего советовал. Славинский ведь в глазах уголовников был просто жадным чинушей-взяточником, обдурить которого святое дело. Шкарубе смертный приговор заменили на 10 лет. Явно зачли активное сотрудничество в изобличении коррупционера.

Сюжет замкнулся столь театрально, что, покажи в кино, скажут: «Выдумал!» После ареста Славинского к нему пришли с обыском и в доме обнаружили… того самого разыскиваемого по всей республике Шпилько. Наверное, тот логично посчитал, что прятаться у следователя, который его ищет, надежнее всего.

Суд над Славинским длился два дня. Обвиняли его не только во взяточничестве, но и в пособничестве бандитизму — а это была уже расстрельная статья. Плакал, просил учесть молодость. Многие вызванные в суд свидетели выступать побоялись. Говорили, что бандитов по лесам прячется еще много, а властям не верят. Однако собранного материала хватило для смертного приговора, который привели в исполнение по окончании процесса. Интересно, чего больше было в такой торопливости — показательной беспощадности или нежелания разматывать клубок дальше?

Сегодня за этой историей угадывается дух эпохи. Мы бы тоже отнеслись к ней как к ретро-детективу. А у хорошего детектива, как известно, свои законы и свой набор сюжетных ходов. В одном из самых известных детективов Агаты Кристи сыщик расследует цепь убийств, а в конце выясняется, что порешил всех жертв он сам. А в нашем случае… Шли люди к официальному лицу за защитой от преступников, а в итоге выяснилось: это лицо и преступники в прочной связке. Беларусь начала 1920-х, конечно, не Англия времен великой Агаты, но чем-то похожа, правда?

Даже не однофамилец

Карьере Славинского вполне могла помочь фамилия — наверняка намекал, что приходится родней Адаму Семеновичу Славинскому (1885–1937), крупному белорусскому большевику. Сегодня его имя носит улица в Минске. В 1920-е этого человека знала вся республика. Но родства не было. Адам Славинский на самом деле Кочаровский, а под фамилией Славинский он работал в красном подполье в гражданскую и польскую войны. С той поры и осталась.