ЧАСЫ ВРЕМЕНИ. Криминальные сюжеты 95-летней давности
- Подписаться на
О криминальных сюжетах 95-летней давности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Кто сказал, что старые уголовные хроники не достойны внимания потомков? Иногда бытовые детективы в стиле ретро говорят о времени больше, чем тома историков. Вот и наш корреспондент решил покопаться в судебных отчетах 1924 года: правнукам полезно понимать заботы прадедов.
Суд над судьями
Например, в начале 1924-го крестьянин Маркевич с ужасом узнал: жена больна сифилисом.
Вообще-то он был вдовцом с пятью детьми. Тянуть такой воз устал — кто-то подсватал ему одинокую женщину из соседней деревни. Та была не против съехаться, но с жестким условием — сначала оформить брак официально. При этом о болезни умолчала. Призналась, лишь когда расписались.
Маркевич ахнул: у него ж дети малые! Да и самому как с такой жить? Решил развестись. Однако разводиться надо через суд!
А тот в Слуцке, уездном центре. Только там судья 3-го участка Тревого (это фамилия) повел себя странно. Назначит дату рассмотрения дела, Маркевич из деревни приедет, а заседание перенесут. Один, второй, третий раз… Добрые люди надоумили: сунь судье 15 рублей золотом («твердые» деньги времен НЭПа, ценившиеся гораздо выше ходивших тогда обычных совзнаков). Иначе он без конца волынить будет.
Маркевич сунул — судья дело рассмотрел и вынес решение: развести. Но бывший супруг бывшей супруге должен выплатить единовременно 550 рублей и ежегодно давать 250 рублей на жизнь и лечение. У Маркевича ноги подкосились. Откуда столько возьмет? Да и за что? Между тем, от других добрых людей выяснилось: перед разводом его пока еще жена, узнав, кто из судей ведет дело, тоже поехала в Слуцк и дала Тревого на лапу. И не 15 рублей, а гораздо больше, чтобы вопрос решился в ее пользу.
Маркевич за правдой кинулся в Минск. Начались проверки, которые вылились в громкий процесс над судебными работниками Слуцкого уезда. Проходил в ноябре 1924-го в Верховном Суде республики. Обвиняли 19 человек: недавних судей и народных заседателей, а также их квартирных хозяев и даже городского священника, посредничавших при передаче взяток. Плюс взяткодателей.
Судя по отчетам, там сложилась отлаженная, основанная на давних местных связях система коррупции. Эпизод с Маркевичем был самым колоритным. Другие проще: одни судились из-за земли, другой попался на самогоноварении. Судьи за нужное решение брали деньгами, продуктами либо самогонкой. На процессе у одного из подсудимых, бывшего народного заседателя, спросили: «Вы с Тревого вот так прямо сразу после вынесения приговора садились и выпивали?» «А чего ж судить, если потом не выпить?» — удивился тот.
Тревого получил 7 лет, четыре человека — по 2 года, двоих оправдали, прочих освободили в связи с объявленной накануне амнистией.
Деньги из Америки
Следующий сюжет возник из-за ситуации, нередкой в наших деревнях, где разные люди носят одну и ту же фамилию. В деревне Боровое Койдановской волости (под нынешним Дзержинском) половина жителей были Бытримовичами, половина — Новиками. А четыре Бытримовича еще и имя носили одинаковое — Антон. То есть жили там четыре Антона Бытримовича.
У троих Антонов родственники когда-то уехали на заработки в Америку и там осели. Белорусским братьям-сестрам помогали деньгами, естественно, американскими.
У четвертого Антона родни в Штатах не было. Зато его двоюродный брат Викентий в деревне возглавлял сельсовет, куда приходили из Минска извещения о денежных переводах.
Но в Америке отчеств нет. Адресат обозначался просто: Антон Бытримович. А их в деревне четверо. Поэтому Викентий, получив на сельсовет очередной перевод, в Минск за деньгами отправлял своего Антона Бытримовича. На всякий случай справку выписывал, что это и есть тот самый адресат. Антон возвращался из Минска с долларами и…
Думаете, мы скажем, что они с Викентием их делили? Не будем торопиться. Все-таки потом в суде рассматривали лишь моменты подтвержденные. А доказано было одно: физически американские зеленые бумажки оседали у Антона-получателя. И он их не тратил, просто прятал. То ли осторожничал, то ли ждал дальнейших указаний, то ли еще что — вопрос.
При этом деньги есть деньги. С ними свои правила. За получение надлежало расписаться, подпись получателя оставалась на корешке перевода. Корешок возвращался в США. А американские Бытримовичи с белорусскими переписывались. И, конечно, однажды поинтересовались: дошли ли доллары? В ответ: какие? Тогда американские Бытримовичи запросили на своей почте корешок перевода. Увидели: подпись не та! Да, Антона Бытримовича, но какого-то другого. Из США полетела жалоба в Минск. Оттуда — запрос в Боровое.
Одним словом, пострадавшие Антоны втроем пришли к Викентию разбираться. Тот вилять не стал, вину признал, сказал, что поступал так не из корысти, а потому, что сам не мог понять, кому из троих присылали. Вот и отправлял своего Антона за деньгами, а разобраться хотел потом. Да замотался, затянул. Но сейчас исправит. Вместе пошли к Антону-получателю, и тот всё без остатка вернул (это важный момент!). Викентий предложил выпить и забыть инцидент. Мужики поворчали, но согласились.
Только молва по деревне пошла. И выяснилось: 50 долларов от своей американской родни не получила еще одна сельчанка — юная сирота Ольга Новик. Она побежала в сельсовет. Что ж, вечером жена председателя Эмилия и ей принесла конверт с долларами. При этом стала угрожать неприятностями, если Ольга шум поднимет. Та в ответ написала заявление в милицию.
В Минске перед Верховным Судом республики предстали три Бытримовича: супруги Викентий и Эмилия, а также тот Антон, который получал деньги. Викентий находился «в сильном подозрении», но виноватым был признан лишь в очевидном — в халатности. Антон-получатель бубнил, что человек темный, начальство велело — сделал. Зато рыдала Эмилия. Она призналась: как увидела извещение о долларах для Ольги Новик, так и загорелась их захапать. Извещение забрала (муж не знал), а получила перевод из США по ее просьбе подруга-односельчанка, тоже по фамилии Новик. Эмилия каялась, мол, бес попутал.
Надо полагать, суд все же решил исходить из того, что ничьи деньги не пропали. Подсудимые пострадавшим сами всё вернули. А раз так, можно проявить снисхождение. По разным статьям обвинявшиеся получили по году заключения, и тут же в зале суда их амнистировали.
Афера красных героев
Минск начала 1920-х, конечно, не был городом ангелов. Но когда перед нарсудом 1-го участка предстали товарищи Красовский и Жуков, это стало местной сенсацией. Ведь одно дело убийцы да воры, а другое — герои гражданской войны. Причем действительно герои. Красовский даже орден Красного Знамени имел, а это в те годы было почти как потом Золотая Звезда. Друзья дрались с белыми на разных фронтах, после польской кампании 1920 года демобилизовались в Минске. Но жили бедно, тоскливо, поэтому решили отправиться на Дальний Восток, где, по слухам, еще догорала привычная для них гражданская война. Наркомтруд Беларуси выдал обоим по 40 рублей подъемных. Но что такое 40 рублей? Оглянуться не успели, как эти деньги разошлись. Тогда герои подали новое заявление о вспомоществовании, теперь на имя председателя Совнаркома (правительства) республики товарища Адамовича.
Товарищ Адамович, однако, казенными деньгами не швырялся. Он просителям отказал. Так и написал на заявлении: «Отказать!» — и расписался.
Надо полагать, с этой резолюцией письмо к Красовскому с Жуковым и вернулось. Потому что они тоже пошли на принцип. Вечером написали новое заявление с просьбой выдать им уже по 15 рублей (немного!), в углу изобразили резолюцию «Выдать!», а подпись Адамовича, имея образец, подделали. Причем, как отмечали в судебных отчетах, весьма искусно. По крайней мере, замнаркома труда товарищ Балабанов, которому это заявление принесли красные герои, ничего не заподозрил. Раз Адамович не против — он наложил визу и отправил просителей в кассу. Правда, друзья совсем не собирались рисковать из-за каких-то паршивых 15 рублей на каждого. К цифре 15 пририсовали нолик. Вышло: выдать по 150 рублей.
Увы, именно этот нолик вызвал подозрение у кассира. То ли сумма показалась очень крупной, то ли нолик был вписан как-то не так — в общем, вежливо попросив пришедших чуток обождать, побежал с этим заявлением к Балабанову. Тот ахнул и позвонил в милицию.
Красовскому и Жукову дали полтора года заключения, но, учитывая былые заслуги, реальный срок заменили 5 годами условно.
Журнал «Узник»
Наш рассказ логично дополнить обзором журнала «Узник» (газета «Звезда», ноябрь 1924-го). «Узник» — орган Центроисправдома ССРБ — так тогда называлась БССР. Тираж 1 000 экземпляров, печатали «на сравнительно хорошей бумаге».
Увы, качество бумаги — единственное доброе слово, сказанное в «Звезде» о журнале. Главное обвинение — в редакции засели зеки-интеллигенты, которые заполняют страницы стихами и прозой, проникнутыми тюремной тоской. Между тем советским заключенным надо давать что-то бодрое, оптимистическое, способствующее исправлению и последующему ударному труду. Чем всякое нытье печатать, так лучше «Узник» вообще закрыть, а бумагу пустить на тетрадки, чтобы реальные узники могли учиться грамоте.
