ДЕТИ ВОЙНЫ. Страшный голод и черные яблоки смерти: минчане поделились воспоминаниями о военном лихолетье
«Я боялась не покойников, а живых людей», — говорит Зинаида Никифоровна Иус. Вместе с мужем Александром Фёдоровичем они живут в обычной минской пятиэтажке. В детстве они в полной мере испытали все то, что называется военным лихолетьем. Подробности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
«Семья скрывалась в землянке»
Александр Фёдорович Иус родился 2 февраля 1930 года в поселке Зеленая Роща на Брянщине. Отец умер, когда Саша был еще ребенком. К крестьянскому труду мальчик был приучен сызмальства, при этом всегда тянулся к знаниям. Он окончил три класса сельской школы, и началась война.
Поскольку поселок находился в окружении брянских лесов, многие его жители вырыли там землянки с расчетом на будущее. И это был правильный ход.
Оккупация Брянщины продлилась более двух лет.
В Зеленой Роще немцы бывали набегами, чтобы убить тех, кто оказывался замечен в связи с партизанами, и пополнить продовольственные припасы.
— К партизанам было отношение, как к своим, советским людям. А бандиты неизменны во все времена — жадные, наглые, жестокие отморозки. Была такая оголтелая банда, обнаглевшая до того, что заявилась к нам в поселок на свадьбу, чтобы на дармовщину выпить и закусить. Об этом узнали в партизанском отряде Орлова, который действовал по соседству. Банду ликвидировали, — вспоминает Александр Иус. — Но была и другая история. У нас в доме остановились партизаны перед тем, как отправиться в соседнюю деревню. Там они уничтожили старосту, ставшего отъявленным фашистом. После этого наша семья вынуждена была скрываться в лесной землянке, чтобы избежать казни.
«Никто не отменял чудеса»
После освобождения в 1943 году жителям Зеленой Рощи жилось тоже очень тяжело. Война ведь продолжалась, действовал закон того времени: «Все для фронта, все для победы». Сельчане для нужд Красной армии отдавали последнее. Голод стал нашим постоянным спутником.
— До сих пор помню гнилую послевоенную картошку, — с грустной улыбкой говорит собеседник. — Но тогда я так радовался, когда находил ее в поле. Мама или бабушка могли испечь из нее картофельные блинчики или пирожки. В народе их называли «тошнотики», понятно, что с долей сарказма. Вспоминается еще, как на старшего брата пришла похоронка. На мать тогда было страшно смотреть. А позже сообщили, что это ошибка. Тяжело раненный на белорусской земле парень остался жив, хотя сослуживцы его мысленно похоронили. Даже в самые страшные времена никто не отменял чудеса…
Несмотря на трудности, Александр Иус успешно окончил семилетку и учился в Клинцовском текстильном техникуме. В 1952 году поступил в Чкаловское военное авиационное училище летчиков в Оренбурге, а в 1955-м окончил его с отличием.
Впрочем, героическая мирная жизнь полковника в отставке Александра Иуса — совершенно особая история. Сегодня мы больше говорим о военном времени.
Черные яблоки 1941-го
Жизнь Зинаиды Никифоровны Иус (в девичестве Чернякова) могла бы послужить основой для документального фильма. Несмотря на то что ей на момент начала войны исполнилось всего-навсего пять лет, многое из пережитого в те годы собеседница помнит, будто это было вчера.
— Мы жили в своем доме в Жлобине на берегу Днепра, — говорит она. — День 22 июня 1941 года врезался в память. Отец вышел на улицу, потом бегом вернулся и крикнул: «Собирайтесь, началась война. Немцы напали. Я иду запрягать лошадь, а вы должны быть готовы к моему приходу». Родители думали, что эта беда скоро закончится. Поэтому взяли только документы, какую-то легкую одежонку, что-то по мелочи и двинулись в сторону Гомеля.
Крик и плач слышались по всему Жлобину тем июньским днем. Люди не знали, что делать. Почему двигались в сторону Гомеля? Видимо, кто-то пустил слух, что там будет безопасно.
— На железнодорожном мосту через Днепр, куда мы заехали, были жуткое столпотворение, затор, — продолжает Зинаида Никифоровна. — А там военные, гражданские — все смешались. И в это время появились немецкие самолеты. На бреющем полете они обстреливали людей из пулеметов. Тогда я впервые увидела убитых, раненых. Но нам повезло, никого не зацепило.
До Гомеля семья в итоге не добралась. Остановились в деревне, где у родителей маленькой Зины были знакомые. Война стремительно накатывала на нашу землю. Советские солдаты рыли траншеи, создавали укрепления.
— Отец сказал, что и нам надо что-то делать, если хотим выжить, — вспоминает Зинаида Никифоровна. — Все вместе вырыли яму, сверху положили доски и укрылись там, когда рядом шел бой. Была сильная стрельба, пули стучали по дереву, как сильный ливень. Сколько мы там просидели, не помню. Но когда все закончилось и мы вышли наружу, то увидели поле, усеянное телами убитых. Поначалу их никто не убирал. А поскольку стояла жара, они быстро разлагались. Нельзя было никуда спрятаться от этого тошнотворного запаха. Деревня сгорела дотла, а на яблонях висели абсолютно черные печеные яблоки…
Семье Черняковых очень хотелось жить. Они поехали на своей каким-то волшебным образом сохраненной повозке в соседний лес, который казался надежной защитой. Но там уже были немцы.
— Фашисты забрали папу и куда-то повели, — продолжает рассказ Зинаида Никифоровна. — Но он сказал нам сидеть на месте, мол, все равно скоро убежит. Оказывается, его привлекли к уборке и захоронению трупов. Когда отец вернулся, родители решили, что нужно возвращаться в Жлобин.
На тот момент город был оккупирован. Открывалась одна из самых мрачных страниц его истории.
Обычные палачи
— Когда мы, совершенно измученные, добрались до нашего дома, выяснилось, что его заняли немцы, — рассказывает Зинаида Никифоровна. — Нас не хотели пускать, кричали: «Партизан, партизан, стреляйт». Мы с братьями громко плакали, родители чуть ли не в ногах у них валялись. В итоге нас пустили в сарай. Осенью, когда стало совсем холодно, даже разрешили занять в доме одну комнату и кухню с печкой.
Зинаиде Никифоровне кажется, что самое ужасное стало происходить, когда появились полицаи, которые ретиво помогали немцам выявлять активных коммунистов и комсомольцев в Жлобине и его окрестностях, чтобы свести с ними счеты. Результаты этой деятельности не заставили себя долго ждать.
— Недалеко от дома было городское кладбище, — говорит женщина. — Там вырыли ров, куда периодически привозили людей и расстреливали. Мы, дети, наблюдали этот кошмар издали. И сейчас это стоит перед глазами.
Однажды жителей принудительно согнали на центральную площадь, где оккупанты устроили показательную казнь — повесили несколько партизан. Мама держала меня на руках, чтобы не задавили. Народу было много. Тех, кто не пришел, полицаи обещали выявить и доложить об этом начальству, а это означало расстрел.
Возле дома Черняковых над Днепром немцы начали оборудовать фортификационные сооружения. Семейство снова было выставлено из своего дома.
— Мы перебрались в деревню Кабановка к дедушке и бабушке, — повествует собеседница. — Там вскоре началась эпидемия тифа. Немцы этого очень боялись. Всех заболевших выявляли и собирали в специальные бараки, а затем сжигали. Там оказался и мой брат. Но накануне жуткой казни отец выкрал его из барака. Брат выздоровел — молодая жизнь противилась смерти.
Злая память
— Сейчас я понимаю, насколько судьба была милостива ко мне и моим родным в то жуткое время, — продолжает Зинаида Никифоровна. — Сегодня всему миру известно название детского концлагеря «Красный Берег» под Жлобином, откуда мало кто возвращался. Немцы брали у детей кровь для своих раненых офицеров. Я не попала туда лишь потому, что была очень маленькая и, видимо, сильно истощена. Помню, как всех, кто был в Кабановке, немцы согнали в колонну. Уже взрослой я узнала, что гнали нас, скорее всего, в лагерь смерти у деревни Озаричи.
Там немцы в марте 1944 года под открытым небом бросили умирать около 50 тысяч человек, три четверти из них погибли от холода, голода и болезней. Колонну из Кабановки, подозреваю, спасло стремительное продвижение Красной армии. Поэтому мы оказались в деревне Телуша, где и встретили советских солдат.
От нашего дома в Жлобине ничего не осталось. Участок представлял собой нагромождение воронок, где росла невероятных размеров лебеда. Валялось много гранат и патронов. На колючей проволоке, которой немцы огородили подступы к Днепру, висели трупы. Но тогда я уже боялась не покойников, а живых людей.
Конечно, после войны было голодно. Но мы как-то довольно быстро обжились. Отец всегда был хорошим кузнецом, и это очень помогало. Расплачивались с ним зерном и другими продуктами. Братья ходили на Днепр ловить рыбу. Гнилую картошку тоже собирали. Мама коржики из них пекла какие-то ужасные. Но в итоге выжили. В послевоенное время действительно было очень непросто. Но никто не жаловался. Мы понимали, что самое страшное уже позади.
Самое главное
Александр и Зинаида познакомились в середине 50-х годов прошлого века на танцах в Лунинце, где вчерашний курсант проходил службу в авиационном полку Первой гвардейской дивизии. О том периоде Зинаида Никифоровна вспоминает с радостью:
— Он как-то сразу взялся за мной ухаживать. Но его сослуживцы решили подшутить. Отвели меня в сторону и говорят: «Девушка, вы подумайте, с кем связываетесь. У него фамилия очень необычная». Однако, увидев мое смущение, засмеялись и тут же успокоили: мол, не знаем, что вы там подумали. Иус он…
Как говорилось в одном фильме, лучше всего запоминается последнее. И нам бы хотелось, чтобы в этой непростой истории главным остались эти слова Зинаиды Иус:
— Что бы там ни было в нашей жизни, я точно знаю одно. Мой муж любит меня, а я очень люблю его. И так было всегда. Наверное, это и есть формула счастья и оберега нашей семьи.
Фото из семейного архива Иус и из Интернета
Читайте также:
- На ее глазах фашисты заживо сожгли отца. Дочь партизана Нина Благуш — об ужасах войны и заветной мечте
- Два деда Ленина, подарок Сталина Варшаве, Минск простился с Добролюбовым. Этот день в истории: 22 июля
- Забыть невозможно. Связная Ванда Гузий — про подвиг Казея, недетские задания и простые радости жизни