«Коллекция стоит бешеных денег». Художник Олег Орлов — о своем собрании работ Александра Исачёва
- Подписаться на
Картины известного художника-авангардиста Олега Орлова в стиле мистоэссенциализма необычны, отчасти сюрреалистичны и нравятся не всем, но при этом отлично продаются, выставляются и востребованы у зарубежных коллекционеров. С мастером встретился корреспондент агентства «Минск-Новости».
С женой Татьяной
Джинсы, черные рубашка и бейсболка с золоченым вышитым гербом поверх схваченных в хвостик волос, худощавое серьезное лицо — натура творческая угадывается в нем даже по формальным признакам.
Олег Орлов пишет музыку, сочиняет и исполняет собственные песни, приобретает и реставрирует антиквариат и живопись… Предмет его особой гордости — уникальное для Беларуси собрание работ Александра Исачёва.
Украденного Исачёва не продашь
— Олег, верно ли, что у вас самая большая в стране коллекция картин речицкого самородка?
— Так и есть — 70 работ. Мы с женой почти полтора десятка лет вкладывали в их приобретение всё, что я зарабатывал своим творчеством. Только сравнительно недавно построили загородный дом — вы видели его в фильме «Неприкосновенность», а тогда жили на съемных квартирах, не позволяя себе лишнего. Меня потрясли самобытные, я бы сказал, религиозно-мистические, космического масштаба картины Исачёва, когда друг буквально затянул меня на выставку в 1988 году во Дворце профсоюзов в Минске. Она состоялась после смерти художника: ее только по билетам посетили 220 тысяч человек, люди стояли в очереди по 8-12 часов!
Я всерьез заинтересовался его творчеством, изучал, собирал репродукции. Но только в 2005-м нам с супругой посчастливилось познакомиться с Натальей Исачёвой, вдовой Александра, и приобрести первую картину.
— У самой Натальи?
— Нет. Мы поехали в Речицу, познакомились, но она сказала, что картин мужа у нее уже нет: в 1996-м их квартиру обокрали. Однако, слово за слово, нашелся-таки один из друзей Александра, которому срочно необходимо было решить финансовые проблемы. Так к нам попала, понятно, небесплатно, замечательная «Дриада» — одна из лучших, на мой взгляд, работ Исачёва.
А потом ангелы как-то начали направлять всю эту историю. В итоге получилась серьезная коллекция. Прошли уже 16 музейных выставок по всей Беларуси. Следующая должна открыться в одной из минских галерей 22 марта. Я лицо медийное, открытое, художник, музыкант. Мне нечего скрывать. Дружу с законом, плачу налоги, и все хорошо.
«Нострадамус», 2005-2007 годы
— А не опасаетесь держать такое сокровище дома?
— Да, коллекция стоит бешеных денег, но она слишком официальная. Это то же самое, что украсть в музее, — продать потом практически невозможно. Если только шизику-одиночке, который спрячет украденное в сейф. Кроме того, дом очень хорошо охраняют, и я дружу с организациями, отвечающими за порядок в стране.
Мне удалось издать самый полный альбом-каталог произведений Исачёва. Для сбора материала ездили в Питер, Гомель, Мозырь, Речицу — везде, где разрешали фотографировать. Александр Доморацкий снял фильм из цикла «Свет далекой звезды», посвященный Исачёву, у нас в квартире на улице Первомайской.
Многое о себе узнал от Джуны
— История о том, как вы стали писать свои картины мистического толка, пережив клиническую смерть, общеизвестна, но, уж не обижайтесь, смахивает на здорово придуманный маркетинговый ход.
— И все-таки это реальная история, в которую поверил каждый, кто видел мою самую первую работу, сделанную ночью в жутчайшем состоянии через неделю после того, как я разбился. В апреле 1988-го мы с другом ехали на спортивных велосипедах через лесок в районе ТЭЦ-4. Там что-то копали, валялись плиты и камни, мое переднее колесо попало в ямку, и я, перелетев через руль, ударился головой о бетонную плиту. Когда очнулся, надо мной стоял друг, оказалось, он сумел запустить мое сердце и буквально вытащил меня с того света.
— Он медик?
— Нет, он вернулся из армии, служил в спецвойсках, где их, видимо, учили оказывать первую помощь. Через неделю после этого, придя в себя, я стал видеть параллельный мир.
Мне было всего 19 лет, только-только вернулась из роддома жена Татьяна — у нас родился сын. И вот я начал писать картины, хотя раньше никогда этим не занимался. Их охотно приобретали люди, собиравшиеся эмигрировать в Израиль и Германию.
— Это сугубо авангардное искусство?
— Не только. Одновременно я писал и реалистичные картины, в основном пейзажи с натуры в стиле мастеров XVIII-XIX веков. Тщательно прописанные детали, сложные цвета, но всё же не гиперреализм: я его не переношу. В искусстве всегда должна оставаться загадка.
— Чем вы занимались, до того как взялись за кисть?
— После школы окончил СПТУ № 76 электроники при ПО «Интеграл», где мы с будущей женой и познакомились. Однако, ощутив в себе, уж простите за высокопарность, посланный свыше дар, отнесся к нему очень серьезно. Да, художественного образования у меня нет, но я учился у других мастеров, много читал, изучал специальную литературу. А стиль, к которому пришел интуитивно, назвал мистоэссенциализмом — это эссенция мистических знаний, накопленных человечеством за время его существования, некая работа подсознания, то, что возникает помимо меня.
Я не художник как таковой, скорее всего, проводник тех энергий, которые зачем-то хотят реализоваться в этом мире. Джуна Давиташвили, с которой мы более часа общались на моей первой персональной выставке в Музее белорусской литературы в 1990 году, мне, 21-летнему, многое рассказала про меня. Потом были встречи с экстрасенсами, колдунами, шаманами, знакомство с книгами и учением Кастанеды, Блаватской, Рериха, Библией, восточной философией. Я что-то впитывал, переосмысливал, и сегодня для меня в искусстве самое главное — прикосновение к Великому Ничто. Обыденная жизнь, безмятежное существование в социуме мне не интересны.
Реставрировал Шишкина, дружен с Глебом Самойловым
— Тем не менее в отличие от многих художников, апеллировавших к бессознательному, вам удалось прочно встать на ноги в материальном смысле?
— Знаете, как я всегда отшучиваюсь, у меня было слишком трудное детство, а мои родители и мои ангелы научили отвечать за себя и брать ответственность за того, кто рядом. В прошлом году исполнилось 30 лет с тех пор, как мы с Татьяной поженились, в течение 20 из них жили на съемных квартирах, нашему сыну уже 29. Егор — востребованный тату-мастер и отличный художник, реставратор и музыкант-барабанщик. И только 6 лет мы живем в собственном доме, который сами построили и обустроили. Нам не понаслышке известно, что такое нищета и жизнь впроголодь.
Когда у меня покупают картины, то из серьезной суммы после раздачи накопившихся долгов, покупки одежды, еды, а также красок и холстов остаются какие-то пустяки. Но я никогда не имел бизнеса, всё, что есть, добыто красками и кисточками. Возможно, сказывается моя генеалогия.
— Чем она примечательна?
— Я родился в Махачкале и прожил там почти до 4 лет. Мой отец Геннадий Орлов — профессиональный певец. Его папа — русский, мама — чечено-аварка. Родители мамы из Львова. Моя прапрабабушка по материнской линии владела там до революции сетью ювелирных магазинов, прапрадедушка имел сеть собственных ателье по пошиву фраков, дорогих костюмов, смокингов. Когда пришли красные, их, естественно, поставили к стенке, а собственность национализировали.
— Одно из ваших увлечений — реставрация картин старых мастеров?
— Да. Были среди них и очень хорошие, доводилось реставрировать Шишкина, Айвазовского и многих других. Это то, что помогало выжить. Но сейчас я занимаюсь только своим искусством.
— И рок-музыкой?
— Чисто технически это выглядит так: я с гитарой и микрофоном, мой сын — на барабанах, а параллельно звучит бэклайн, прописанные треки того, что вживую не сыграешь, грубо говоря, минусовка. Мне ближе всего по духу мой добрый товарищ Глеб Самойлов, экс-фронтмен распавшейся «Агаты Кристи», а ныне лидер группы The MATTRIXX. Он бывал у нас дома, мы с ним, с его далеко не мажорным восприятием окружающего, — родственные души и во многом одинаково относимся к искусству. Младший из братьев Самойловых, считаю, пишет самые правдивые музыку и стихи в сегодняшнем русскоязычном роке. Из уже ушедших, к сожалению, из жизни — это Виктор Цой и Михаил Горшенев («Король и Шут»).
— Часто упоминаете своих ангелов. Считаете себя верующим человеком?
— Конечно, я православный христианин, крещеный в православном храме. Крестился сам, после того как разбился. Кстати, в рюкзачке за моей спиной в тот день лежали слайды картин Исачёва. Судите сами, было это удивительным совпадением или Божьим промыслом.
