«Потолок ледяной, дверь скрипучая». А вы знали, что это стихи испанского поэта и они совсем о другом?

До сих пор спорят: слова этой песни — плагиат или литературный парадокс. О том, как создавалась композиция «Потолок ледяной, дверь скрипучая», — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

Найти отличия

Сначала было слово. Песни не исключение. Со времен начала развития русских социальных сетей, пресловутого журнала «ЖЖ» то и дело всплывают измышления разного толка о причастности поэта Сергея Острового к стихотворению «Зима» (таково хрестоматийное название). Одни утверждают, что он позаимствовал текст, лишь подправив его и изменив настроение. Другие настаивают: поэт и не думал покушаться на плоды чужого творчества, просто был переводчиком. Третьи уверены, что схожесть его строк со строчками испанского поэта Хавьера Линареса лишь совпадение.

Летом 1941 года, когда нацисты вторглись в СССР, испанский диктатор Франко решил послать Гитлеру в подмогу добровольческую дивизию. Линарес был в ее составе, являясь членом «Испанской фаланги» и приверженцем франкистского режима. Попал в советский плен под Ленинградом. До начала 1954-го находился в СССР в заключении, отстраивал разрушенные города. После климата Средиземноморского побережья Испании поэт-южанин ассоциировал русскую зиму со смертью, демонизировал ее и написал стихотворение «Синий пар»: «С потолка свисает лед, с ужасом прислушиваешься к скрипу двери. За шершавыми стенами поджидает колючая тьма. Там обмороженная, мертвенная пустыня, а из окон вырывается выморочный синий пар». А теперь давайте вспомним припев песни на стихи Острового: «Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая. Как шагнешь за порог — всюду иней, а из окон парок синий-синий».

Восторг из ужаса

Как видите, метафоры и события в текстах совпадают, с той лишь разницей, что в испанской версии описанием пытаются навести жуть, а в русской — всё то же самое стало причиной приподнятого настроения и предвкушения зимних гуляний. Чтобы не мыслить слишком категорично, справедливости ради можно понять: одно дело — ты сыт и на морозе играешь в снежки, а другое — когда ты голоден, промерз и в плену. Словом, нам во здравие, испанцу за упокой.

Хотелось бы сразу отмести версию, что Островой официально перевел стихи Хавьера. Тогда автором слов песни значился бы испанский поэт с припиской фамилии переводчика. Это повлекло бы запрет на всякие публикации и использование стихотворения, так как испанец воевал на стороне гитлеровской армии. Возможно, Сергей Григорьевич как-то условился об использовании стихотворения, дав пленному шмат сала с буханкой хлеба. А возможно, и не виделся с ним, просто решил пошутить, разглядев в строчках потенциал создания эмоционального перевертыша от ужаса до восторга. Ведь единственный сборник стихов, где опубликовано произведение Линареса, вышел в Мадриде в 1962-м и вполне мог попасть в руки Острового. Объективно говоря, случился парадокс: слова почти не изменены, а стихотворение стало совсем иным, вовсе не имеющим отношения к первой версии. Что касается предположений о банальном совпадении, будто одинаковые метафоры построчно применили два разных человека, хочется вспомнить Ильфа и Петрова. «Слушайте, Козлевич, — сказал Бендер, — что я накропал вчера ночью: «Я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты, как мимолетное виденье, как гений чистой красоты». Правда, хорошо? И только на рассвете я вспомнил, что этот стих уже написал А. Пушкин. Такой удар со стороны классика! А?» Может, Сергея Григорьевича поразили именно метафоры и он решил ими воспользоваться как победитель. В конце концов, имел право, ведь он с первых дней войны был на фронте. Стихи Хавьера стали для него своеобразным трофеем. Почему бы и нет. Тем более русские строки нельзя назвать калькой на 100 %. В советской литературе был широкий опыт адаптации зарубежных произведений, сказок, которые посредством литературного перевода приспосабливали под русский менталитет, мораль и идеологию. И эти адаптации публиковались под фамилиями не изначальных авторов, а авторов переводов: Алексея Толстого, Самуила Маршака и других. Перевод часто оказывался весомее оригинала.

Реакция странная

В конце 1969-го композитор Эдуард Ханок взял стихотворение Острового для песни, не предупредив поэта. Сегодня есть много разных способов поиска человека, а тогда можно было узнать номер домашнего телефона, позвонить, но не застать. Дело житейское. Да и вообще, каждый может взять с полки любой сборник поэзии и сочинить мотив — ничего криминального. Другое дело, когда встает вопрос об использовании написанной песни, о получении гонораров. На этом этапе Островой был найден, но совершенно неожиданно отказался участвовать в судьбе произведения, оказывать помощь в продвижении и поиске исполнителя. Возможно, он не хотел делать стихотворение широко известным, учитывая историю с испанским солдатом и опасаясь огласки и скандала. Есть вероятность, что появившийся на свет в 1911-м поэт, взрослевший и формировавшийся в 1920–1930-е, опубликовавший первый сборник в 1937 году, скептически относился к эстраде 1970-х. К тому же написал немало пафосных стихов. Даже своеобразный гимн конкурса «Песня года» — «Песня остается с человеком» — слишком бронзовый для такого жизнеутверждающего мероприятия. Ханок занялся поиском исполнителя самостоятельно. Сотрудничая с московской радиостанцией «Юность», однажды он встретил в студии Эдуарда Хиля.

Секрет популярности

Наиграв мотив со словами, Ханок посмотрел на тезку. Композитору показалось, Хиля что-то смутило. Но не в самой песне, а в форме ее исполнения. Поговорили о том, какой может быть оркестровка. Певец согласился на исполнение. Запись сделали в начале марта 1970-го. В эфире произведение прозвучало в канун Международного женского дня в программе «С добрым утром!», пользовавшейся популярностью. Как вспоминал композитор, с треском провалилась. В редакцию не поступило ни одного отзыва с просьбой повтора. А тогда именно по количеству писем от слушателей судили об успехе произведения. На этом сотрудничество Хиля с Ханком, казалось, было закончено. Певец не включил песню в репертуар и, похоже, забыл о ней. На деле он пытался понять, что не так с зажигательным, на его взгляд, произведением. Композитор позже признался: его подвело классическое музыкальное образование, консерватория. В первой провальной версии песня прозвучала не в народной, а в классической обработке. Путь к сердцам большинства слушателей лежит через талантливые и простые вариации. С талантливыми и сложными — это к эстетам и узким ценителям. Такое понимание здорово помогло Ханку в карьере позже. А Зима» с абсолютно новой задорной аранжировкой прозвучала в исполнении Хиля в первом выпуске «Песни года — 71», «Голубом огоньке» и тотчас стала хитом!

Смотрите также:

Минский курьер. Обзор событий столицы с 14 по 20 декабря