Рыцарь микрофона: Илья Курган о своих пунктиках, «минах» в текстах и ошибках современных артистов

Двадцать пять лет как голос Ильи Кургана не звучит в эфире. Кое-кто решил, что знаменитого белорусского диктора, под слова «Гаворыць Мінск!» которого просыпалась вся Беларусь, уже нет в живых. «Слухи о моей смерти сильно преувеличены», – повторяет он Марка Твена и улыбается слегка застенчивой улыбкой подростка и мудреца.

Через год Илье Кургану стукнет 90 лет.

Дипломированный артист Илья Эйдельман пришел работать на белорусское радио 1 ноября 1949 года. Через год по просьбе руководства взял рабочим псевдонимом девичью фамилию матери – Курган. Вскоре псевдоним стал фирменным знаком. Эту фамилию в советской Беларуси знали все.

Илья Курган думал, что поработает на радио временно, а задержался на полжизни.

Хорошо поставленный голос у него от природы, а остальное – только труд и талант.

Курган привил правильную белорусскую речь нескольким поколениям слушателей. Более того, он, профессор Белорусской государственной академии искусств, обучил сценической речи многие поколения артистов и ведущих СМИ. Вместе с другим профессором, Андреем Колядой, составил и издал трехтомную хрестоматию по сценической речи.

Трудился, обучал студентов, ушел на заслуженный отдых только полтора года назад. Но работать не бросил.

Дома я застала его в тот момент, когда он собирался в театр им. Янки Купалы на репетицию «Чайкі», которую ученик Ильи Кургана художественный руководитель театра Николай Пинигин ставит на белорусском языке. Курган – консультант. Камертон. Своего рода таможня, не попускающая словесную фальшь.

– Это моя боль, мой пунктик: чтобы артисты, ведущие радио и телепередач, да все мы – на улицах, в транспорте, на работе – могли говорить и говорили на «чысцюткай беларускай мове». До сих пор слышу – помню! – как говорили большие купаловские артисты – Глебов, Платонов, Ржецкая, Стомма, Владомирский, Дубашинский… Они были хранителями языка.

– Илья Львович, скажите свое веское слово в споре, кто или что важнее в обучении языку – школа или семья?

– Школа. Лично мне фантастически повезло: меня научили правильно говорить по-русски и по-белорусски в минской школе № 5, которая до революции была гимназией и хранила ее старинный дух и традиции. В войну моя школа не уцелела…

– Какой из двух языков вам ближе, на каком приятнее говорить?

– Аднолькава. Вельмі падабаецца беларуская мова, люблю яе з маленства, а пазней, калі даведаўся, што па мілагучнасці яна супернічае з італьянскай, то стаў вельмі паважаць. Давайте я все-таки буду говорить по-русски и вспомню добрым словом свою учительницу из пятой школы Степаниду Ивановну. Мы, школьники, попали в ее добрые руки в 1936 году. Она была человеком мировой культуры, а не только белорусской. Довольно часто Степанида Ивановна вызывала меня к доске, давала книгу, и я читал перед всем классом. За что получил от одноклассников прозвище Патефон.

– Что скажете: как дальше будет развиваться в нашей стране языковая стихия?

– Для того чтобы было равноправное двуязычие, сегодня нужно хорошо вложиться в белорусский язык. И, повторюсь, сделать акцент на обучении ему в школе.

– Какие ошибки делают молодые артисты в белорусском языке?

– Агрубляюць мову. Дзеля прыкладу: трэба гаварыць «сьмяесься», «натхьненьне», «каханьне», «расчараваньне», а яны вымаўляюць словы больш цвёрда, рашуча. Беларуская мова па кансістэнцыі – густая «смятана», а не цвёрды «сыр». Разумееце? Мягчэй трэба гаварыць, павольней, каб гучала, як музыка… У беларускай мове галосныя гукі спяваюць.

Так што памылка ў маладых адна – яны не імкнуцца адчуваць нашу мову, яе пэўную асалоду, прыемны смак. І таму не могуць належным чынам выконваць асветніцкую місію. Паказаць на сцэне свайго персанажа – гэта вельмі мала!

– Вы очень строги…

– Я сам по образованию артист, окончил в 1949-м театрально-художественный институт, это был первый послевоенный выпуск. Театров тогда было мало, мы, молодые, организовали свои «подмостки на колесах» и на грузовичке ездили по районным центрам, играли пьесы, причем могли первое действие сыграть на белорусском языке, а затем по просьбе зрителей второе действие – на русском. С приближением зимы «кочевье» пришлось прекратить. Так я оказался на радио. Но не думайте, что попасть туда было просто. Я прошел конкурс – более ста человек претендовали на место диктора.

Какие со мной работали дикторы! Любовь Ботвинник, Лилия Стасевич, Николай Антипов… Я называю их рыцарями микрофона. Они несли людям чистый, легкий и органичный белорусский язык.

– Читать с листа в прямом эфире правительственные сообщения в сталинское время было небезопасно. Тогдашнюю работу диктора можно сравнить с работой сапера. Подрывались?

– Бог миловал, однако боевое крещение я принял в том же 1949-м. За несколько минут до эфира редактор принесла в дикторскую текст. Надо отметить, что уже тогда у меня была особенность: я мог читать без предварительной подготовки, и редакторы это знали.

– Разрешите, перебью. Почему вы любили читать без подготовки? Это же большой риск, стресс…

– Да. Но зато у диктора сохраняется свежесть восприятия, эмоциональный настрой, особая интонация. Мне самому новость должна быть интересна, понимаете? У слушателя должно появиться чувство, что с ним разговаривает близкий человек, что где-то там находится невидимый собеседник…

Но вернемся к тому случаю. Принесли мне текст, начался эфир… Вижу – черным по белому написано: «Сталін – прычына бяздольнасці нашых салдат…» Не «баяздольнасці», а «бяздольнасці». Конечно, я прочел не по тексту, а так как надо. После эфира показал текст редактору, рассказал, что сделал. Она побелела, заплакала и говорит: «Спасибо тебе, Илюша, за моих детей».

Бывали ситуации страшные, бывали и забавные. Сорок лет на радио – не шутки. Многие считали, что я просто везунчик. Не отрицаю – мне очень везло на встречи с людьми. Всегда уважал и дружил с профессионалами, асами, настоящими мастерами, будь то актеры, режиссеры, писатели – Володя Гуткович, Володя Мехов, Володя Маланкин, Виктор Тарасов…

– Все-таки, подводя предварительные итоги жизни, вы не жалеете, что не стали актером?

– Как вам ответить… Я ведь много читал на радио стихов, в том числе и поэму «Курган» Янки Купалы. Курган читает «Курган» – это не шутка, так было. Янка Купала – мой возлюбленный поэт. Я жил до войны на одной улице с классиком, правда, в сад к Купале за яблоками не лазил. После войны дружил со вдовой народного поэта Владиславой Францевной…

Мой добрый приятель писатель Владимир Мехов, дай бог ему здоровья, считает, что, посвяти я себя сцене, вряд ли достиг того уровня, того признания, которые открыли радио и педагогика. Может, он и прав. Произошло перенаправление энергии в другое русло. Кроме того, тяга к сцене оказалась приглушена работой в качестве актера в радиопостановках. Был у нас «Театр у микрофона», в котором участвовали корифеи – Борис Платонов, Леонид Рахленко, Стефания Станюта… Они умели сделать так, что слушатель видел слышанное. Для меня работать рядом с ними было и школой исполнительской органики, и огромным удовольствием.

…Мы говорили с Курганом, переходя с одного языка на другой, более двух часов без перерыва. На вопрос, сколько времени он, не останавливаясь, мог раньше «висеть» в прямом эфире (а приходилось, между прочим, вести репортажи с парадов и демонстраций, со съездов и конференций), Илья Львович задумался: «Ну часов шесть… семь…» Уникальный человек провожает меня к двери и, когда я уже на пороге, прощаясь, отпускает одну из своих шуточек: «Легкого вам сердца и тяжелого кармана».

Юмор ему еще ни разу не изменял…

Фото автора