С завидным постоянством в последние годы тема функционирования отечественного образования в белорусском обществе стала самой обсуждаемой и эмоциональной. Почему — разбирался корреспондент агентства «Минск-Новости».
Размах мнений, суждений и оценок столь велик, что порою кажется, что нахождение в этом вопросе общего знаменателя, устраивающего всех, невозможно. На самом деле это нормальное и здоровое явление, которое показывает, что общество неравнодушно к своему будущему и думает о тех, кому в нем предстоит жить.
Самый длинный производственный процесс
Образование — самый длинный производственный процесс, связанный с конкретным человеком. Финальная часть его для тех малышей, которые сегодня пришли в первый класс, станет известна через 20 лет после получения профессии. Кто-то окажется успешным, а кого-то ждет неудача. Это в математике дважды два всегда четыре, в жизни бывает три и бывает пять. Но все мы желаем для своих детей максимального результата. Кто-то хочет, чтобы его ребенок реализовал то, что не смогли его родители. Для кого-то приличное образование — единственная возможность перейти в более высокую социальную группу. У всех разные причины, но есть одна цель — дети должны получить от школы все по максимуму. В последнем случае зачастую за скобками остается вопрос участия самого ребенка и его родителей в этом процессе — на мой взгляд, это отправная точка, когда форма берет верх над содержанием.
Субъективные мысли о советской школе
Советская школа не была раз и навсегда созданным монолитом, она менялась со временем. С 1940-го по 1956-й бесплатными были только первые семь классов, а оставшиеся три-четыре старших класса за образование нужно было платить. То же самое касалось и вузов. Исключение делалось только льготникам или талантливым учащимся.
С 1956 года и до распада СССР она действовала по единому алгоритму. После базовой восьмилетки (после реформы — девятилетки) примерно две трети шли в 9-й класс (после реформы — в 10-й), а остальные в ПТУ или техникумы. До начала 1970-х годов неуспевающего школьника до 8-го класса могли оставить на второй год. Промежуточным звеном перед столь радикальным решением для неуспевающих было оставление «на лето». Это означало сокращение каникул на один месяц, когда в июне нужно было приходить в школу и дополнительно заниматься с учителем, чтобы подтянуться к новому учебному году. Затем от этих идей отказались, «три на лыжах» ставили любому неуспевающему, дотягивая его до окончания 8-го класса, после которого уже школа диктовала свои условия тем, кто не хотел учиться.
Стандартная советская школа — это три класса в параллели. В старших, 9-х и 10-х, в параллели оставалось два класса. Куда девались остальные? Шли в ПТУ и техникумы. С техникумами все понятно — туда нужно было еще и поступить. С ПТУ было проще — туда брали всех, но не всех брали в 9-й класс. Директор школы объяснял родителям, что по всем показателям их ребенку 9-й противопоказан, нужно идти в ПТУ. По этим вопросам конфликты были редкими. Практически все адекватно оценивали свои способности и возможности.
Общественный консенсус
По своей сути школа — не самое приятное место для времяпрепровождения. Но это первый и безальтернативный социальный институт, который дает старт для вхождения в общество. Школа — навык делания того, что не хочется. Она же — навык самодисциплины. Здесь мы впервые сталкиваемся с неравенством в виде школьных отметок. Боремся за свое место в коллективе, попадаем в конфликты и учимся выходить из них. В школе мы приобретаем и навыки конформизма, учимся отличать главное от второстепенного. Для большинства школа, в первую очередь, это навык самодисциплины.
На мой взгляд, принципиальная разница в подходах к оценке системы образования в средней школе в советское время по сравнению с сегодняшним днем состоит в том, что в советском обществе был базовый консенсус по стандарту обучения, признаваемый всеми слоями общества. Школа в то время рассматривалась в плоскости не административно-политической, а общественной. По мере общественных изменений менялась и средняя школа.
Недостатки советской школы компенсировались ее достоинствами. Советская система образования в своей основе имела концепцию сверхзадачи, которая ставилась перед каждым учеником. В ее идеале лежало стремление не только познать мир, но и попытаться внести в него свои конструктивные изменения. Второй задачей было непременное условие знать и помнить очень много. Она принципиально отличалась от американской концепции, основателем которой был Дьюи, который считал, что нужно формировать того ученика, который будет легко адаптироваться к обстоятельствам. Американского школьника учили не знаниям, а ориентации тому, у кого и где взять ту или иную информацию, которая необходима.
В то время американская школа вчистую проиграла советской. В глобальном масштабе СССР впервые отправил человека в космос. В более прикладном все было проще: в 70-е годы прошлого века американцы решили проблему дефицита математиков за счет эмигрантов из СССР. В то время во всех американских математических институтах и высокотехнологичных корпорациях инструкции по пользованию сверхскоростными и непривычными для бывших советских людей лифтами были на русском языке. Многие сегодня считают это отрицательным фактом, но это тема отдельного разговора.
Великая эпоха советского Просвещения
Эта сверхзадача создала удивительный феномен, который уже вряд ли повторится, — великий советский проект Просвещения. На бытовом уровне он определялся просто — в советской школе стыдно было быть неучем. Те, у кого были задатки к изучению математики, физики и химии, читали журналы «Квант» и «Наука и жизнь», а затем обсуждали поднятые там темы со своими сверстниками и учителями. Сегодня мало кто даже из нынешнего поколения учителей без помощи интернета может вспомнить об этих журналах, которые задавали повестку дня всем технарям того времени.
8 сентября 2024 года умер многолетний ведущий «КВН» Александр Масляков, ставший за несколько десятилетий брендом молодежной игры. Я прочитал почти все доступные в интернете комментарии и не нашел главного, определяющего феномена проекта. «КВН» придумал не Масляков. В узком смысле это изобретение советского комсомола второй половины 50-х годов прошлого века. В широком смысле — движение всей советской молодежи того времени, когда спор между физиками и лириками перешагнул рамки поэтических вечеров в Политехническом музее, стал массовым благодаря телевидению. К этому можно добавить и «Грушинский фестиваль» авторской песни, который собирал в устье Волги возле Куйбышева до 100 тысяч человек. Но при таком добровольном массовом сборе энтузиастов всегда обходился без происшествий. Физики выиграли спор у лириков и определили гуманитарную повестку в СССР в послевоенный период.
Жесткость и честность советской школы
Успех советской школы определялся жесткостью (не путать с жестокостью). Мы были заняты с утра до вечера. Одни после школы шли на занятия по музыке, другие в спортивные секции. Домашние задания по предметам задавались по максимуму. Никого из учителей-предметников не интересовало, что ты чего-то не успел — последним критерием была выставленная оценка. Неформальная сторона к подходу к учебе проявлялась в старших классах. Ее доминантой была особая требовательность к мальчикам, главными предметами для которых были математика и физкультура.
Я учился в 84-й школе Минска. Это была школа с особым колоритом и своим дресс-кодом. Нам в то время казалось, что это не учеба, а откровенная дрессировка. В старших классах математику знали все ребята. В своем классе по этому предмету я был где-то пятым, но когда поступил в Пушкинское высшее военное инженерное училище, то по математике оказался лучшим во всем наборе. Военное училище закончил с золотой медалью.
Новаторство наших учителей проявлялось в мелочах. Лучший учитель Минска первой половины 1970-х годов Леонид Давыдович Раскович знал наизусть почти все поэмы Маяковского. Он агитировал нас последовать его примеру для тренировки памяти и общего развития. Кто-то выучил поэму Маяковского «Владимир Ильич Ленин», кто-то «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова, а я за полгода выучил наизусть «Евгения Онегина» Пушкина. Во время учебы сына в школе как-то в сердцах заметил, что в школьные годы знал «Евгения Онегина» наизусть. Жена и сын решили меня проверить — взяли с полки томик Пушкина, и я стал читать поэму по памяти. С небольшими подсказками (пару слов) первую главу отчеканил полностью. После этого понял, что учили нас в школе не хорошо, а здорово — почти через полвека я смог прочитать по памяти то, что я выучил в школьные годы.
Под честностью советской школы я имею в виду не выставленные итоговые оценки, они могли корректироваться, учителя в выпускных классах всегда шли нам навстречу для среднего балла аттестата. Честность того времени в школе — это адекватная оценка своих способностей как со стороны детей, так и их родителей. Норвежцы провели исследование и установили: на две трети человек зависит от генов и на одну треть — от среды. Психологи согласны с этой пропорцией.
Сегодня многие молодые родители обижаются, когда им говорят об этом. За раздражительностью скрывается желание воплотить в своем ребенке то, чего они сами не смоги достичь. Пять лет назад в одной из редакций во время очередной медийной полемики об отечественном образовании два молодых сотрудника (он и она, которым чуток за 30 лет) обратились ко мне с вопросом. Суть его была проста: что надо сделать, чтобы окончательно решить вопрос с реформой нашего образования. Я ответил: «Не врать самим себе». Дома на кухне посади перед собой мужа или жену и спроси, что у тебя было по математике в школе. Если у одного «три на лыжах», а у другого — «двойка с плюсом», то это и есть тот общий знаменатель, который позволит вам не требовать чего-то сверхъестественного от своего чада. Если вашему ребенку не дано заниматься точными науками, то не ищите виноватого в учителях и школе. Можно с успехом заниматься тем, что по силам.
Патриотизм в генетической памяти
С возрастом я стал понимать, что время не просто «пятое измерение». Оно меняет антропологический код у нового поколения. В моем советском детстве слово «патриотизм» звучало не так часто. В этом не было необходимости — патриотизм у нас был заложен на генетическом уровне памяти. Когда у ваших школьных учителей иконостас военных наград, то призывать никого и ни к чему нет необходимости. Уровень военно-патриотического воспитания в 84-й школе, где я учился, зашкаливал. У мальчиков был культ профессии офицера. Поступали в военные училища даже те, кому в силу характера и мировоззрения это мало подходило. К примеру, мне. На примере нашей школы было защищено порядка двух десятков диссертаций по вопросам школьного воспитания.
Тон этому задавал учитель НВП подполковник Назар Феоктистович Капичин. В школе его боялись больше, чем легендарного директора Анатолия Никаноровича Бенедиктовича. Если наш Кэп, как мы его называли, кого-то из ребят вылавливал с непомерно длинными волосами, то тут же отправлял в парикмахерскую стричься. Отвертеться и сказать, что у тебя нет денег, было невозможно — он доставал из кошелька 30 копеек и отправлял к цирюльнику. Все об этом знали и не рисковали: брать деньги у учителя было стыдно. У наших родителей его подходы всегда находили поддержку. Его педагогическая жесткость была основана на добре — он был человеком, неравнодушным ко всем нам.
У Капичина был культ физподготовки. Он всегда говорил нам о том, что физически немощный человек не способен эффективно заниматься ни интеллектуальным, ни физическим трудом. С этим у нас проблем не было — все мы занимались в различных секциях.
Уровень нашего патриотизма на бытовом уровне был детализирован в мелочах. Сидеть в общественном транспорте и не уступить место пожилым людям считалось верхом неприличия. Сегодня, входя в общественный транспорт, нужно смотреть по сторонам, чтобы молодые люди не снесли вас с ног.
Мы по графику мыли пол в закрепленных за нами классах, чистили снег вокруг школы, отрабатывали 20-часовую практику по ботанике на пришкольном участке у Иды Васильевны Климовец, которая встретила войну, работая в школе. Это считалось нормой для всех, что в итоге означало признание определенного порядка в нашей школьной жизни. Никому из родителей не приходило в голову роптать и выяснять отношения со школьной администрацией по этому поводу.
В то время мы все были индивидуалистами, стремящимися доказать свое первенство в той или иной области. И в то же самое время дорожили мнением коллектива и всегда участвовали во всех общественных мероприятиях. С позиции сегодняшнего дня советскую систему школьного образования сложно назвать демократичной. Она в определениях и не нуждается. Ее эффективность была доказана временем.
Можно ли это вернуть сегодня? Нет, конечно. Все написанное выше не история ради истории. Из того, теперь уже далекого советского прошлого, было бы целесообразным взять все лучшее, адаптировать его к новой ситуации и понять, что все приличное и фундаментальное всегда строится на проверенном десятилетиями основании. Это положит конец бесконечным дискуссиям о реформах отечественного образования в нашей стране. Мы все и учителя и ученики по жизни, поэтому так живо реагируем на любую попытку нововведений.
Сегодня всех наших учителей нужно поздравить с профессиональным праздником — Днем учителя. Не забудьте купить и дать своим детям букет самых красивых осенних цветов. Астры всегда были символом этого праздника.
