Вдохновили родители. Минский парашютист — о страхе высоты, особых случаях и прыжках в -15 °С
У Артёма Кунчукина за плечами 1 720 прыжков с парашютом. 24-летний минчанин рассказал корреспонденту агентства «Минск-Новости, как увлекся этим экстремальным видом спорта.
— В шестилетнем возрасте начал заниматься прыжками в воду, — рассказывает минчанин. — Мне вроде нравилось — ходил в секцию два года. Но завязал из-за… страха высоты. Мы ведь совершали попытки с 3, 5, 7, 10 метров. Мне не хотелось сигать с такой высоты. Однако я и не думал оставлять физическую активность, поэтому пошел в плавание, но уже в другой бассейн. Мы много тренировались. Больше давался кроль на дистанции 50, 100 и 200 метров. Брал медали и кубки на республиканских турнирах.
— Почему тогда оставили плавание?
— После 9-го класса поступил в энергетический колледж. Водным видом занимался и выступал еще два года, но началась пандемия коронавируса. Непонятно было, когда ситуация разрешится, вернемся ли на турниры. Поэтому решил уйти. К тому моменту уже занимался парашютным спортом.
— Вы сказали, что боитесь высоты. Как вас угораздило попасть в экстремальный вид?
— Моими вдохновителями стали родители. Оба парашютисты. Мама — мастер спорта, папа — мастер спорта международного класса. Они бок о бок занимались любимым делом, выступали на соревнованиях. Мама красиво завершила карьеру, став абсолютной победительницей чемпионата Литвы. Отец дважды выигрывал золото на чемпионатах мира в командном зачете, а в 2015 году стал тренером.
— В юные годы бывали с родителями на аэродромах?
— Конечно. Ездил с ними в командировки по Беларуси, смотрел, как они прыгают. Можно сказать, вырос на аэродромах. Когда был подростком, зашел разговор о том, что я тоже когда-то начну прыгать с парашютом. Папа ответил резким отказом. Он привел веский аргумент: «Это опасно». В 14 лет на летних каникулах я попросил у родителей разрешения совершить прыжок с парашютом в тандеме. Как ни удивительно, получил добро.
— Все происходило в Боровой?
— На аэродроме Сычково под Бобруйском. Меня проинструктировали, надели подвеску, пристегнули к тандем-мастеру, мы взлетели, прыгнули. Страха точно не испытывал. Хотелось удовлетворить юношеский интерес. В самолете особо выбора нет, когда ты пристегнут к инструктору. Там был один вопрос: «Готов?» Я кивнул. Повис на инструкторе, дверь открылась, мы подошли к краю — даже понять не успел, как выпрыгнули. Помню: пролетали через облако, ветер задувал в нос. Через 2,5–3 минуты уже приземлились. Инструктор даже дал поуправлять парашютом.
— Какими были первые мысли на земле?
— Круто, классно. Хотелось еще раз пережить эти ощущения. Родители сделали фото, рассказали о своих первых прыжках. Мне нужно было время все переварить, понять, что произошло. По дороге домой думал, что хочу прыгать еще, стать, как и родители, парашютистом. В группы спортивной школы ДОСААФ набирают с 15 лет. Причем в определенный месяц — январь. Мне 15 исполнялось только в апреле, но взяли.
— Так папа же был против.
— Незадолго до набора группы ко мне подошла мама и предложила записаться. Я тоже хотел с ней обсудить этот вопрос, но меня опередили. Мы договорились, что буду заниматься втайне от отца. Кстати, тогда набор получился немалым — около 140 человек. Мы слушали теорию, для нас проводили практические занятия, в том числе по укладке парашютов. И зачеты сдавали. К первому самостоятельному прыжку был морально готов. Очень хотелось, чтобы это случилось побыстрее. А когда произошло, пришел к отцу со словами: «Я стал парашютистом!» Он рассердился, но постепенно смирился и поддержал.
— Чем-то запомнился первый самостоятельный прыжок?
— Это был апрель. Новички совершают три попытки на десантном парашюте. Он условно управляемый: открылся купол, приземлился. Погоду для нас выбирали, чтобы ветер был минимальным. Первые несколько прыжков провел на адреналине. Кайфовал. Но страх взял свое примерно на 8–10-й попытке. Тогда начал понимать, на что подписался. Но заднюю давать не собирался. После успешных прыжков нас переводили на более управляемые парашюты, на спортивную модель пересел примерно после 20 прыжков. Что касается высоты, то начинали с 1 000 м, потом — 1 200, 1 500, 2 000 м. Моя группа состояла из 140 человек, но постепенно ребята уходили по разным причинам. Прошло 9 лет с того набора, и остался только я.
— Что вас удержало?
— Мне нравилось абсолютно все. В первую очередь атмосфера на аэродроме. Причем неважно, что ты делаешь: укладываешь парашют, прыгаешь, бегаешь, стоишь, сидишь на земле, смотришь, как другие прыгают. В течение сезона прыжки проводятся с четверга по воскресенье. Было такое, что я отпрашивался с уроков, жалуясь на боли в животе, а сам направлялся на аэродром. Но хитрил нечасто — не хотелось лишних вопросов от учителей.
— К какой цели шли?
— Стать таким, как мои родители. Как минимум мастером спорта. Для этого необходимо показать на соревнованиях определенный результат. Турниры для меня начались со второго года занятий. На первом из них соперниками стали такие же юниоры, как я. Мы состязаемся в точности приземления: нужно попасть в центр круглого датчика — электроноль. Его диаметр — 32 см, в центре — условный ноль, который считается лучшим результатом. На него нужно попасть пяткой. На первых соревнованиях выбивал 5, 7. Это нормально для новичка. Первый раз попал в ноль в третьем сезоне и тогда же завоевал первую медаль в командном зачете.
— Во время прыжков происходили казусы?
— Все особые случаи могут быть во время открытия парашюта. Этому посвящают отдельные занятия, чтобы у нас отложилась в голове схема действий в той или иной ситуации. Примерно 3–4 года назад у меня не открылся основной парашют — пришлось его отцеплять и выпускать запасной. Все произошло быстро, даже испугаться не успел. Почему так случилось? Причина одна — что-то сделал не так во время укладки парашюта. К этому привела спешка.
— В 2024-м вы стали абсолютным чемпионом Беларуси, а также России в разряде юниоров. Это главное достижение в карьере?
— Да. Для этого необходим опыт, умение анализировать свои прыжки, ошибки. А еще внимательно слушаю подсказки тренера. Что он говорит, то и делаю. Вообще у нас каждый прыжок должен быть результативным. Если инструктор дал задание, надо выполнить. Не получилось — пробуешь сделать еще раз. Это очень дисциплинированный вид спорта. Нет такого, что будешь прыгать «как хочу» до бесконечности. Все тренируются ради результатов личных и командных. На соревнованиях стараюсь быть максимально спокойным. Главное — показать тот результат, который наработал на тренировках. Эта мысль помогла в 2024-м в Волгограде, где стал абсолютным чемпионом России и выполнил норматив мастера спорта.
— В экстремальных условиях тренировались?
— Однажды мы пошли в подъем. Самолет набрал высоту, мы подошли к двери, прыгнули и в это же время пошел дождь. Вообще, это небезопасно. Ткань намокает и становится тяжелее. Снижение происходит более стремительно. Прыгали в холодную погоду на соревнованиях в Новосибирске. При –10–15 °С. Но это не особо экстремальные условия. Мы были в утепленных комбинезонах, шерстяных носках.
— Сейчас выступаете на международных турнирах?
— Наша команда тоже под санкциями. Но очень ждем, когда снимут запреты. Хочется поехать на взрослый чемпионат Европы или мира, чтобы показать себя, а лучше выиграть золотую медаль.
— Парашютный спорт — это ваша основная работа?
— Нет. В энергетическом колледже получил специальность «техник-строитель». Сейчас учусь в БНТУ, по окончании его буду инженером-педагогом. Основное место работы — в проектной фирме. Наш главный акцент — автоматизация в жилых домах и на предприятиях. Мое руководство знает об увлечении парашютным спортом: у нас есть договоренность о возможности работы в удаленном формате. Это касается дней, когда отправляемся с командой на сборы. После тренировок открываю ноутбук и выполняю рабочие задачи.
Фото Сергея Пожоги