«Воспринимаю наш оркестр как семью. А это 120 человек». Поговорили с маэстро Александром Анисимовым

В кабинете Александра Анисимова в филармонии на почетном месте хранится дирижерская палочка Леонарда Бернстайна, автора «Вестсайдской истории». Он отмечен многочисленными наградами и званиями, в числе которых почетный доктор музыки (Honorus causa) Национального университета Ирландии вслед за Дмитрием Шостаковичем и Мстиславом Ростроповичем. Корреспондент газеты «Вечерний Минск» поговорил с маэстро.

Сегодня Александр Анисимов — один из самых известных и востребованных белорусских музыкантов, выступавший в Аргентине и Австралии, Хьюстоне и Сан-Франциско, Венеции и Берлине, Grand Opera и Opera Bastille (Париж), Gran Teatrede Liceu (Барселона), других престижных залах и заслуживший признание публики в разных уголках планеты. Он сотрудничал с Монсеррат Кабалье, Питером Донохью и другими суперзвездами.

Нынешней осенью главный дирижер Государственного академического симфонического оркестра Республики Беларусь удостоен почетного звания «Минчанин года».

Жизнь — сплошная диалектика

— Александр Михайлович, вы переехали в Минск около 40 лет назад по приглашению руководства республики.

— Решение принималось на уровне ЦК Компартии Белоруссии. Мне сразу предоставили четырехкомнатную квартиру на улице Пулихова, где тогда жили серьезные персоны. Возможно, и сейчас живут.

— При этом вас назначили главным дирижером театра оперы и балета, а значит, уже работавшие там мэтры Ярослав Вощак, Татьяна Коломийцева, Владимир Мошенский стали де-факто вашими подчиненными. Их самолюбие, наверное, было задето?

— Знаете, как я называл их? Кафедрой. Бывает, например, в консерватории кафедра Ойстраха, или Когана, или Янкелевича, предполагающая наличие собственных ассистентов, последователей… Так и у наших упомянутых замечательных музыкантов имелись свои поклонники и ученики. Но и я по возрасту, конечно, молодой дирижер, успел к тому времени 5 лет поработать в одном из самых интересных и ведущих музыкальных заведений России — Малом театре оперы и балета в Питере, который сейчас называется Михайловским, и был там на виду, завоевал авторитет. А иначе меня в Минск не пригласили бы.

Так вот, все эти в хорошем смысле монстры, уж не знаю, охотно или нехотя, соглашались, что за пультом, когда я к нему выходил, стоит главный дирижер. Профессиональная уверенность помогла мне в работе. Кроме того, я оказался на удивление и не по годам мудрым, можно сказать, дипломатом. Это мне досталось по наследству от папы-философа. Он всегда говорил: «Ты должен понимать, что наша жизнь — сплошная диалектика, на каждом шагу. Поэтому старайся глубже смотреть на свои взаимоотношения с коллегами. Что не означает быть тюхтей, размазней и всем все прощать, по-христиански подставляя другую щеку. Нет. Но уметь слышать людей, соглашаться с чем-то, а если не соглашаться, то нужно выделить время на обдумывание несогласия». Вот это мне помогло оставаться главным дирижером в театре дольше, чем всем моим предшественникам. Каждый из наших мэтров получал самостоятельную работу, о чем они всегда мечтали. Сейчас здесь, в Государственном симфоническом оркестре, я уже 21-й год. Это вообще неслыханно в истории филармонии, такого не было.

— Сколько музыкантов под вашим началом?

— Весь состав капеллы — 120 человек. Из них 114 музыкантов.

— Вы знаете всех по именам и фамилиям?

— Конечно. Я даже знаю, сколько у кого детей, слабости или хорошие стороны, кто чем любит заниматься в свободное время. Честно говоря, воспринимаю наш оркестр как семью, и если я старше почти всех, кто в нем играет, меня можно считать отцом семейства (улыбается). А есть и совсем молодые музыканты, которые годятся мне во внуки.

Вивальди круче рока

— Популярный цикл концертов вашего оркестра в филармонии называется «Классика для всех». На ваш взгляд, любого человека, вне зависимости от возраста, образования и пристрастий, можно подготовить к восприятию серьезной музыки?

— Абсолютно верно. Однажды в Амстердаме я попал в качестве слушателя на концерт очень известного коллектива, исполнявшего остросовременную музыку композитора Альбана Берга. Полный зал, почти полторы тысячи человек, и внимала публика потрясающе. Мое объяснение — исполнение было совершенно изумительным, и необычность этой музыки притягивала слушателей, которые в основном не анализировали, современная она или нет, запоминается мелодия или не запоминается, диссонансы там или консонансы. Важно, что поток эмоций, который шел от оркестра, вкупе с музыкой захватывал.

Мало того, в этой стране и некоторых других европейских и американских оркестрах пожелания публики очень учитываются. И есть пожелание, даже условие, чтобы в каждом концерте присутствовало современное произведение. Мой агент всегда напоминал: когда будем обсуждать с вами программу, не забывайте об этом. Мы как-то раз в Концертном зале «Минск» принимали участие в выступлении коллектива «Новый Иерусалим»…

— У них ведь, если не ошибаюсь, песни религиозного содержания.

— Они играют на современных инструментах, это настоящая современная поп- или рок-группа, у них свои поклонники. Нас попросили аккомпанировать, были сделаны аранжировки с участием симфонического оркестра. Ребят принимали замечательно, мы понимали, что наша роль второстепенная. И я предложил: «Давайте в эту программу вставим хотя бы один номер классики». Они ответили: «Пожалуйста, нам хоть удастся отдохнуть!» Мы сыграли Вивальди, и публика стонала, орала, свистела от восторга.

Естественно, и в компании с другими исполнителями доводилось «баловаться» подобными экспериментами. Например, «Яблочный чай» в первом отделении играл джазовые композиции, а во втором мы — 9-ю симфонию Бетховена. Публика восприняла и то, и другое с удовольствием.

Может, это и не совсем точные иллюстрации, но хорошее сердце, убежден, открыто для любой музыки — современной, старинной, барокко, романтики. Поэтому, чтобы слушать Стравинского, Хиндемита, Бриттена или наших современников — Смольского, Кузнецова и других, специальных курсов оканчивать не надо.

— Вы за свою карьеру дирижировали, наверное, сотни и тысячи произведений. А есть у вас любимые композиторы?

— Такой вопрос любили задавать журналисты Мстиславу Леопольдовичу Ростроповичу. Он сам мне рассказывал, дескать, отвечаю так: «Сегодня репетирую и завтра буду дирижировать Прокофьева. И это мой любимый композитор. А в следующей программе репетирую и дирижирую Шуберта, и он будет моим любимым композитором» (смеется).

Доля лукавства немножко в этом, конечно, есть. Я всегда открываю с огромной радостью партитуру Рахманинова или Чайковского. Потому что их музыка мне близка, и она у меня хорошо получается. Но если не скажу, что Бетховен один из моих самых любимых композиторов, это будет неправда. А учитывая, что я еще и оперный дирижер, как можно в этом контексте не упомянуть Пуччини, Верди или того же Чайковского с его «Пиковой дамой» и «Евгением Онегиным»?

Компьютер с дирижерской палочкой

— Вы очень много работали за рубежом. Хотелось бы какие-то из наиболее удачных проектов дублировать в Минске?

— Конечно. Давнишняя моя мечта, например, повторить исполнение «Военного реквиема» выдающегося английского композитора ХХ века Бенджамина Бриттена. Реквием под моим управлением звучал не однажды в разных странах. Здесь это трудно осуществить, потому что нужны два певца с хорошим английским, камерный и большой оркестр, два дирижера, большой хор, который должен петь латинский текст, солистка-сопрано, тоже поющая на латыни, детский хор и так далее.

Или, скажем, был такой прекрасный словацкий композитор Эуген Сухонь. Его произведения я впервые услышал и дирижировал в Братиславе. Мечтаю осуществить это в Минске. Есть масса других таких вещей, которые хотелось бы повторить. И я сделаю это с помощью нашего оркестра.

— Мозг обычного человека, который любят сравнивать с компьютером, думаю, держит в памяти сотни полторы мелодий. А мозг дирижера? Насколько в вашей профессии необходимо помнить наизусть партитуры сложнейших произведений и возможно ли вообще без них обходиться во время концерта?

— Если ставить такую задачу и есть время на то, чтобы проверить свою память, то, безусловно, можно обходиться. Но в Ленинграде, например, дирекция филармонии не разрешала дирижировать без пульта, и на нем должна была лежать партитура. Ты можешь ее не открывать, но она обязана присутствовать. Евгений Мравинский никогда наизусть не дирижировал, хотя знал, возможно, лучше других исполняемые произведения. Это как бы традиционный стиль.

Что касается сравнения человеческой памяти с компьютерной, у меня оно тоже возникло однажды, когда работал в Париже.

— В Grand Opera?

— В Opera Bastille. Здание огромное, но там почему-то не хватало помещений. Комнатой для переодевания и отдыха перед спектаклем мы пользовались, только в разное время, со знаменитым японским топ-дирижером Сэйдзи Одзавой. Я специально пришел на генеральную репетицию оперы «Тоска», которой он дирижировал. Его абсолютная точность, очень удобная для оркестра, была для меня понятна и очевидна. Но мне хотелось очень внимательно понаблюдать за его движениями, как Одзава работает, на что обращает внимание, какие у него профессиональные приемы. Потом пошел и на спектакль. И вижу, что жесты до миллиметра точно повторяют то, что он делал на репетиции. Это выглядело просто непостижимо, но, наверное, и было тем самым компьютерным подходом к своей профессии. Я, например, не сторонник такого подхода. Не то чтобы люблю придумывать на концерте нечто иное, чем на репетиции, просто разные ощущения бывают, чувства какие-то другие, состояние, подъем, адреналин и т. п. Ну не может быть такого, чтобы на репетиции рука поднималась на 48 см и на спектакле ровно на столько же! Но я видел это воочию.

А знаменитый итальянский дирижер Клаудио Аббадо все свои концерты проводил наизусть. У него была фотографическая память. Он представлял себе партитуру и как бы переворачивал страницу за страницей мысленно.

— Александр Михайлович, если можно, личный вопрос: ваша нынешняя супруга — бывшая балерина?

— Да, Камелия работала в нашем Большом театре в труппе Валентина Елизарьева. Очень талантливо, на мой взгляд, танцевала одну из ведущих партий в «Щелкунчике». В это время мы и познакомились. Наш сын Саша музыкант. Младшая дочь, Любаша, тоже стала балериной, потом побыла моделью, актрисой, теперь она мать пятерых моих внуков. А у старшей, Анастасии, один сын. Обе дочки переехали в Москву. Вот такой я многодетный дедушка.

Справочно

Александр Анисимов — главный дирижер Государственного академического симфонического оркестра Республики Беларусь, народный артист Республики Беларусь, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, обладатель медали Франциска Скорины и французского ордена Командора высшей степени, лауреат Государственной премии Республики Беларусь, лауреат специальной премии Президента Беларуси за выдающиеся заслуги в области музыкального искусства.

Кроме того, Александр Михайлович — лауреат российских театральных премий «Золотая Маска» и «Легенда», почетный доктор музыки (Honorus causa) Национального университета Ирландии, приглашенный дирижер Национального академического театра оперы и балета Беларуси и приглашенный дирижер Большого театра России.

Подготовил Владимир Петров

Фото Сергея Лукашова и из личного архива Александра Анисимова