Детективный Минск, или Как искали контакты первого уровня в столице в начале ХХ века
Об интересных минских детективах 1920-х читайте в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Детектив — это необязательно история про очередного Шерлока Холмса с лупой. Мы любим детективы, потому что интересно следить за разгадыванием загадки. Но иногда загадки задает сама жизнь, а отгадыванием приходится заниматься не только профессиональным сыщикам.
Медицинский детектив
Ситуация, привычная сегодня, в дни коронавирусной пандемии: в случае заболевания желательно выяснить, где и как человек мог заразиться, кто является контактами первого уровня, кто второго… В 1924 году минский городской суд тоже вел подобное разбирательство. Правда, речь шла не о коронавирусе. В одном доме четыре человека, включая кроху младенца, оказались заражены сифилисом.
Молоденькая домработница, которая жила в семье минчан Ш., была девушкой доброй, но темной. Она и слова «сифилис» не знала. И когда на теле появились нарывы, стала лечить их сама, прикладывая печеный лук. Но нарывы заметила хозяйка. В Минске как раз открылся вендиспансер, туда девушке и велели пойти. Там и обнаружили дурную болезнь.
На бедную домработницу насели врачи и милиционеры — рассказывай, от кого подцепила. Объясняли: этого человека надо найти обязательно, ведь умышленное заражение венерическим заболеванием — преступление, в уголовном кодексе особая статья имеется. Девушка рыдала, однако сказать ничего не могла. У нее действительно ни с кем ничего не было! Тихо жила в доме Ш., возилась с ребенком и по хозяйству, за порог ни ногой.
Взялись за дом Ш. Выяснилось: там предыдущая домработница тоже заболела сифилисом. После чего уволилась — правда, к врачам идти побоялась, и ее потом долго искали. Но более того! Оказалось, что несколько лет назад сифилисом болела сама хозяйка. Заразил первый муж, пришедший с этой хворобой с Первой мировой. Супруги тогда развелись, женщина долго лечилась. Правда, антибиотиков еще не открыли, а тогдашние лекарства лишь приглушали болезнь. Хозяйка решила, что выздоровела, и через какое-то время снова вышла замуж, умолчав о нехорошей истории из прошлого. В новом браке родился ребенок. Для помощи в уходе и стали нанимать домработниц.
В судебных отчетах отмечалось, что нынешний муж хозяйки был, что называется, красавцем мужчиной. Естественно, возникло предположение: небось, заразившись от жены и, возможно, сам не зная о болезни, он не пропустил и обеих молоденьких домработниц. Однако у гражданина Ш. сифилиса не оказалось! Первую домработницу на тот момент еще искали, а девственность второй подтвердили гинекологи.
Оставалось предположить бытовое заражение. Медики такой вариант, в принципе, не исключали. Хотя подчеркивали, что он возможен лишь при очень сильном пренебрежении элементарными бытовыми санитарными нормами. Но кто знает, как эти нормы соблюдались в доме Ш.? К тому же выяснилось: девушка-домработница младенца, за которым ухаживала, очень полюбила. Все время тетешкалась, купала, ворковала, целовала. А тот на свет появился уже с врожденным сифилисом. Предположили, что заражение произошло через эти поцелуи. Почему болезнь минула мужа? Вопрос повис в воздухе. Но, в конце концов, суд не считал своей задачей разбираться в медицинских тонкостях. Ему надо было осудить по соответствующей статье источник заражения № 1. Таковым признали гражданку Ш., скрывшую факт заболевания, в результате чего зараза перекинулась на других людей. Женщине дали два года принудработ без строгой изоляции. Перенесите ситуацию на наши дни, представьте, что речь идет не о сифилисе, а о коронавирусе, и решите сами, много это или мало.
Газетный детектив
А вот молодого железнодорожника Бубенова в том же 1924-м судили за то, что он дал другим людям почитать газеты. Обычные, белорусские…
Напомним, что после недавней советско-польской войны граница с Польшей пролегала под Минском и охранялась еще весьма слабо. При этом СССР и Польша хоть и договорились о мире, исподволь друг другу гадили. Поляки засылали к нам своих антисоветских партизан, мы на польской территории поддерживали партизан просоветских. Об этих отчаянных ребятах, не дающих панам укорениться на нашей исконной западнобелорусской земле, ходило немало разговоров.
И вот из далекого хутора Черники, что на самой польской границе, приехал к Бубенову его дальний родственник Желникевич с личной и очень важной просьбой. Рассказал: недавно к нему в Черники с польской стороны приходили товарищи из одного тамошнего красного партизанского отряда. Задумали они против поляков целое восстание поднять. Но надо крестьян агитировать, рассказывать им про хорошую советскую жизнь. А материала не хватает. Хутор далеко, газеты не доходят, самому Желникевичу в Минск за ними не наездиться. Может, Бубенов будет номера откладывать? Газеты интересны любые, даже местные, они еще лучше — ведь пишут о вещах, которые селянам понятнее.
Комсомолец Бубенов прямо загорелся. Конечно! Он у себя в мастерских по общественной линии как раз занимался распространением печатных изданий. Бери, говорит, пока всё, что в доме есть, а я завтра же целый комплект на себя выпишу и при каждом удобном случае буду тебе на хутор отправлять.
Так он отправил Желникевичу газеты раз, другой — а потом в дверь постучали люди из ГПУ. Выяснилось: Желникевич давно подозревался в работе на польскую разведку. А разведки, как известно, тщательно анализируют любую информацию с территории противника. В том числе содержащуюся во вполне легальных источниках. Интернета тогда не существовало, радиовещание только налаживалось. Что оставалось? Пресса! Но система подписки-доставки еще не отладилась. Бумажный лист кто-то должен был физически взять и перенести через границу. Этим Желникевич, в частности, и занимался. Его взяли при переходе границы, изъяв среди прочего объемистую пачку белорусских изданий. Дали шесть лет. Бубенова оправдали.
Артиллерийский детектив
31 марта 1924 года средь бела дня пушечный залп накрыл деревню Колядичи под Минском. Один снаряд угодил в хату селянина Матусевича, убил 60-летнюю хозяйку, тяжело ранил сына. На других дворах повредило хозпостройки. Кроме того, взрывы разрушили расположенную рядом железную дорогу.
ЧП в Колядичах занялись военные следователи. Через месяц дело рассматривал Военный трибунал кавалерийских частей Западного округа.
В принципе, как обычно бывает при подобных происшествиях, здесь сошлись обстоятельства объективные и субъективные. К объективным отнесем то, что постоянных полигонов тогда около Минска не было. Учения проводили каждый раз, исходя из возможностей. Между тем в феврале 1924-го командир расквартированного в Минске N-ского конно-артиллерийского дивизиона Максимов получил приказ провести зимние практические стрельбы. Но погода стояла неподходящая — слякоть, морось с неба, туманы. А началась военная реформа, сокращение армии. Старослужащих вот-вот предстояло увольнять в запас, новое же пополнение пока еще придет, пока обучишь!
День шел за днем, тянуть было нельзя. Максимов приказал своему заму Пузыревскому и командиру второй батареи Синакину подыскать в районе Козыревских казарм место для стрельб. Те подходящий участок выбрали, однако осмотрели его поверхностно, ведь стоял такой туман — в двух шагах ничего не видно. Но командир после доклада приказал на этом поле вкапывать мишени, чтобы с наступлением ясной погоды немедленно отстреляться. Заметим: сам он участок не осматривал.
31 марта наконец выглянуло солнце. Все обрадовались, утром выдвинулись на позицию. Пока там готовили орудия к огню, прибежал какой-то местный штатский. Представился: заведующий учебной фермой сельхозинститута Ясинский. Сказал, что поле вообще-то принадлежит им, что сама ферма — вон она, неподалеку, а рядом — деревня. Может, не надо пальбы, товарищи? Тут подошел озадаченный Пузыревский — одна мишень оказалась в нехорошей близости к железной дороге. Туман ведь стоял, не заметили, когда точку выбирали.
Но ведь уже развернулись! Теперь что, отменять стрельбы? Переносить мишени? Искать новое поле? Максимов решил рискнуть, сказал: «Мы часик-другой постреляем, и всё обойдется!»
Увы, он не знал еще об одном обстоятельстве.
Молодой арттехник Федеренко к своему делу относился ответственно. Поэтому перед стрельбами для подстраховки решил еще раз осмотреть пушки. И в последний момент ему что-то в прицелах не понравилось. Федеренко их чуток подкрутил. Правда, доложить начальству как-то не успел.
В результате, когда прозвучала команда «Огонь!», снаряды полетели совсем не в мишени.
Тем не менее трибунал учел заслуги Максимова во время Гражданской войны и его предыдущую беспорочную службу. Приговор: год без строгой изоляции. К Федеренко проявили снисхождение ввиду молодости и неопытности. Дали год условно.
Смотрите также: