ДЕТИ ВОЙНЫ. «Фашисты постоянно устраивали показательные казни». Как выживали дети в годы Великой Отечественной
- Подписаться на
В отличие от нас, послевоенных детей, первые картинки жизни в памяти ребят, чье детство опалила война, черно-коричневые. Накануне 80-летия Великой Победы агентство «Минск-Новости» открывает новый проект, посвященный свидетелям Великой Отечественной. Истории «детей войны» читайте в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Удивительная штука — детская память. С малолетства в голове почему-то хранятся воспоминания о событиях вовсе не эпохальных, а весьма обыденных. Отчего, например, мне, пятилетнему, лучше всего помнятся крестины сестрички? Полный дом гостей, бабушка (еще совсем не старенькая) в ярком головном платке, склоненная над колыбелькой малышки, и… огромные жестяные банки сладкого грушевого повидла в кладовке, куда мы с двоюродным братом-ровесником постоянно бегаем с большими ложками. Или теплый летний день, который я, лет шести от роду, провожу с папой, приглядывая за стадом деревенских коров, пасущихся на зеленой лесной поляне. Мне хо-ро-шо! И от первого тепла, и от яркого солнца, от красоты и покоя вокруг…
Но так свои первые годы жизни вспоминаю я, представитель, пожалуй, первого поколения белорусов 1950–1960-х, не знавших войны на родной земле и уже не заставших послевоенную разруху.
А что помнят те, кому довелось расти и жить в годы Великой Отечественной?
Было очень страшно!
— Лето. Какой именно месяц, не помню, а может, тогда и вовсе еще не знала, какие вообще месяцы бывают. Все сильно напуганы, куда-то бегут. В основном женщины и дети, — вспоминает Лидия Евсеенко, которой летом 1941-го было шесть лет. — Помню только маму, папы с нами не было. Некоторые взрослые прихватили с собой какие-то пожитки. Как сейчас понимаю, люди убегали в спешке. У мамы лишь сверток с нашим братиком Жорой (ему только четыре месяца), и она изо всех сил прижимает одной рукой этот живой комочек к себе, а второй тащит за собой Валюшу пяти лет. Мы же со старшим, семилетним братом Витей изо всех сил семеним, пытаясь не отстать от мамы, не упустить ее из виду… Страшно потеряться, страшно видеть кружащие и воющие в небе самолеты с огромными крестами…
Даже сейчас, спустя 80 лет, Лидия Петровна интуитивно съеживается, вспоминая июньский день 1941 года, когда все, кто мог, убегали из Березино.
— Остановились в лесу у какого-то болота. Там много народу собралось. Мужчины и подростки стали строить, как умели, землянки, чтобы нас, малышей, спрятать от холода, дождя, вражеских пуль. Но так как землянок было мало, они всегда были переполнены, к тому же не проветривались, и мы начинали задыхаться. Тогда тети и дяди выводили или выносили детей на улицу и укладывали на берегу какой-то речушки. Но и там мы боялись дышать: лежишь, смотришь в небо, а вражеские самолеты летают, бросают бомбы. И ты провожаешь каждую из них взглядом: вдруг она на тебя падает? Этот страх я запомнила на всю жизнь. Но Бог, как видим, нас миловал.
Уже позже, рассказывает Лидия Петровна, мама Мария Никитична призналась: когда убегали в лес, она решилась на отчаянный поступок — оставить маленького Жору под кустом. Боялась, что с малышом на руках не сможет спасти старших деток. Оставила, но, отбежав пару метров, тут же вернулась.
— Так по лесам и болотам мы прятались от немцев до зимы, — продолжает рассказ собеседница. — Иногда в памяти возникает еще какая-то деревня. У мамы были родственники, которые жили недалеко от Березино. Добрые, помогали нам чем могли. А еще помню их огород: зелень разная, овощи. Я хотела что-то сорвать, наклонилась, а тут прямо у уха — фить-фить-фить… Красиво так, думаю… И только потом узнала, что это совсем рядом просвистела моя смерть.
Всем смертям назло
Чем дождливее и холоднее становились дни, тем больше людей возвращалось из леса в город. Вернулась и семья Жоровых (девичья фамилия Лиды). Хотя, как оказалось, от их дома осталось лишь пепелище.
— Сгорело буквально все, и мы поселились в каком-то сарайчике. Дверь толком не закрывалась, там было так же холодно, как и на улице. Постоянно голодали. И так все годы немецкой оккупации…
В мирное время на той улице в Березино, где стоял дом родителей Лиды, жили почти одни евреи. Но в войну она полностью опустела. Всех, кто не смог или не успел убежать, оккупанты убили. Расстреливали целыми семьями, не жалея ни стариков, ни грудных детей. Старший брат Лиды видел страшные расправы и, рассказывая об этом младшим, сам трясся от ужаса.
— Фашисты постоянно устраивали показательные казни коммунистов, партизан и всех неугодных, — продолжает Лидия Петровна. — В центре Березино, примерно в том месте, где сейчас расположен кинотеатр, они установили виселицы. И каждый раз сгоняли большую толпу местных жителей, в том числе детей. Наверное, чтобы с малолетства усвоили, что нас ждет при малейшем неповиновении новой власти. Смотреть на происходящее было очень страшно, до мурашек по телу.
Ей особенно запомнился случай, как один парень сумел убежать от карателей.
— Совсем юный, с тряпками на ногах вместо обуви, хотя было уже очень холодно. Он бежал со всей мочи куда глаза глядят, лишь бы подальше от виселицы, от палачей, а я молила Бога, чтобы его не догнали, чтобы остался жив, — вспоминает, словно это было вчера, Лидия Петровна. — Убежал или нет, не знаю, но пока я видела его, не догнали, не убили… Поэтому верю, что парень выжил. Всем смертям назло. Как и все мы.
Остались сиротами…
Сам день, когда Красная армия освободила Березино, в детской памяти Лиды не отложился. Но она хорошо запомнила другое: отец, уходя на фронт, стоит рядом с товарищами, улыбается. Плачет только мама.
— А мы, дети, еще не понимаем, что папу видим в последний раз, — тяжело вздыхает Лидия Петровна.
Пётр Артёмович до войны трудился на местном спиртзаводе и, как говорила мама Лиды, имел бронь от призыва в армию. Когда пришли немцы, они всех заводчан заставили продолжать работу. Видно, спирт им был нужен для армии.
После освобождения Беларуси отец, не подлежавший мобилизации, вместе со своим лучшим другом попросился в армию добровольцем. Мол, они должны отомстить фашистам за все зверства, которые те творили на нашей земле. Не прошло и двух месяцев, как семья получила похоронку…
Пётр Артёмович Жоров погиб в сентябре 1944-го вместе с 600 тысяч советских бойцов при освобождении Варшавы.
— Так мы, горемычные, остались еще и сиротами, — грустно говорит Лидия Петровна. — После войны мама как-то построила новую хату. Наверное, люди помогли. Дом маленький, пола и стекол на окнах долгое время не было, постельного белья почти никакого…
Упрямая и честная
В школу Лида пошла в 12 лет, поэтому, когда окончила 7 классов, была уже совершеннолетней. Рядом с их домом жил народный судья района Алехнович (имя и отчество, к сожалению, с годами стерлись из памяти собеседницы), в прошлом фронтовой летчик. Видя, что девушка выросла смышленой, ответственной и семья очень нуждается в деньгах, он предложил ей перевестись в вечернюю школу и поработать в суде делопроизводителем. Лида зарекомендовала себя очень хорошо, а когда получила аттестат о среднем образовании, судья настаивал, чтобы поступала на юридический факультет БГУ.
— Увы, юристом я не стала, — уже с улыбкой вспоминает Лидия Петровна, хотя тогда случившееся казалось ей трагедией. — На экзамене попался вопрос по истории, который плохо знала, и отказалась на него отвечать.
— Я всегда была очень упертая, как иногда говорили, честная до дурости, — замечает собеседница.
Но судьба в который раз позаботилась о сироте. Спустя неделю к судье приехал в гости его друг, работавший в Витебском ветеринарном институте.
— Бери эту девочку с собой и не отпускай ее, пока она не сдаст экзамены, — попросил Алехнович.
Вступительные испытания Лида прошла успешно.
Судьба не раз проверяла на крепость
После окончания института девушке повезло с еще одной встречей. Хотя не зря говорят, что везет тому, кто сам достойно везет свой жизненный воз. Лидию распределили ветеринаром в один из колхозов родного Березинского района. Хозяйство было слабое, как и большинство в то время.
— Несмотря на все трудности, мне многое удалось изменить за два года работы, — уверяет собеседница. — Провела инвентаризацию стада, выбраковала больных и старых коров. Для здоровых организовала летние лагеря, завела в хозяйстве ветаптеку, раздобыла для мобильности ветслужбы транспорт. И результаты не заставили себя ждать. В районе мою работу заметили и оценили. И вот как-то подходит ко мне солидный мужчина и говорит: «Такие люди нам в министерстве нужны!»
Оказалось, это был министр сельского хозяйства Степан Скоропанов. В Великую Отечественную он воевал с первых и до последних ее дней, прошел путь от солдата до подполковника, имел много боевых наград. В боях был ранен и тяжело контужен. В послевоенное время стал авторитетным ученым-аграрием.
Степан Гордеевич часто приезжал в Березинский район, поэтому видел перемены, произошедшие в колхозе благодаря молодому ветеринару. Так Лидия получила приглашение на работу в белорусскую столицу.
— Переезжать в Минск не хотела. Скорее всего, боялась жить в большом городе из-за той нищеты, в которой всю жизнь прозябала и которая уже отложилась в подсознании, — поясняет собеседница. — И тут будто кто-то свыше сказал: «Соглашайся, другого такого шанса полностью изменить свою судьбу может уже и не быть». Тем более что ветеринарное дело я знала хорошо.
В главном управлении ветеринарии Минсельхозпрода Беларуси Лидия Евсеенко трудилась до ухода на пенсию. Признается, что любила свою работу, считала ее очень важной. И в том, что БССР вышла в лидеры по производству молока и мяса не только среди советских республик, но и среди многих развитых государств Европы, видит заслугу ветеринарной службы нашей страны и частицу собственного труда.
Судьба проверила Лидию Петровну на крепость еще раз. После катастрофы на Чернобыльской АЭС ее откомандировали в самый пострадавший Брагинский район. Там полностью отселяли сразу три крупных хозяйства.
— Это была трудная и абсолютно новая для нас работа. Животноводческие комплексы подлежали сносу и уничтожению, а вот что делать со скотом, предоставили решать нам. Но ни приборов, ни другой специальной техники, кроме обычных дозиметров, у нас тогда не имелось. И то толком не знали, как с ними работать. А надо было проверять весь скот, куда-то определять его. Животных ведь жалко отправлять на мясокомбинаты, а тем более в скотомогильники. Но как и где их содержать, чем кормить? Вопросов очень много. Поэтому о собственном здоровье думали тогда меньше всего…
«Наша ненависть к врагу была оружием»
После выхода на пенсию Лидия Евсеенко продолжила активную общественную работу. Много лет, пока, как она говорит, ноги слушались, возглавляла КОТОС в своем Октябрьском районе, сделав одним из лучших. И до сих пор является его почетным председателем.
— В январе, бог даст, отмечу 90-летие, — говорит на прощание Лидия Петровна. — Жизнь прожита большая и очень непростая. Разве тогда, в начале войны, я могла подумать, что смогу дожить до столь почтенного возраста? Никогда. Поэтому День Победы — мой самый дорогой праздник. Но одно всегда задевает: когда поздравляют с очередной святой годовщиной, вспоминают всех, кто причастен к Победе, однако нас, детей войны, почти никогда не вспоминают.
Лидия Евсеенко даже обращалась в высокие государственные инстанции с предложением дать детям войны официальный статус в нашей стране.
— Дело не в каких-то льготах. Просто надо официально признать факт, что мы тоже участники войны, которая убила детство. Я, например, в школу пошла в 12 лет, институт окончила в 28. По сути, 5 лет попросту украдены, вычеркнуты из моей биографии. У нас даже фотокарточек детских не осталось. Да, в силу возраста мы не могли воевать. Но наша ненависть к врагу тоже была оружием, благодаря чему фашистский план «Ост» в Беларуси не сработал. Нас не удалось ни уничтожить, ни онемечить, как оккупанты ни старались сделать это. Мы ни на минуту не переставали любить свою родную землю. И бесконечно любим ее сегодня.
Фото Сергея Пожоги и из интернета
