ИЗ ПЕРВЫХ УСТ. «За время следования в поезде умерли около 300 детей»
- Подписаться на
Журналисты агентства «Минск-Новости» совместно с прокуратурой г. Минска в проекте «Из первых уст» рассказывают о воспоминаниях свидетелей геноцида белорусского народа в годы Великой Отечественной войны и в послевоенный период.
Уголовное дело по факту геноцида населения Беларуси возбудила Генеральная прокуратура. В материале приведены цитаты из протоколов допроса людей, которые стали очевидцами тех страшных событий.
Светлана Н. (1945 г. р.):
– Я родилась в лагере для рабочих в Восточной Пруссии, о войне мне известно со слов матери. Она из Белыничей. Ее и других молодых людей осенью 1942 года в товарных вагонах на подстилках из соломы вывезли в Германию. Сначала мама попала в домработницы к одной немке, а через год хозяйка была вынуждена по извещению отправить ее в бюро по найму. Так, мама стала работать на местном заводе, где познакомилась с моим отцом. Родителям разрешили оформить брак.
Пленные свободно передвигались по городу, но обязательно со значком «Ост». Условия жизни были тяжелые: бараки с двухъярусными кроватями, кормили один раз в день похлебкой с червями. Люди были истощены. Неоднократно у мамы и других пленных большими дозами брали кровь, из-за чего многие порой теряли сознание.
Николай Ч. (1932 г.р.):
– Когда началась война, я жил в д. Слобода Горецкого района вместе с тетей и старшим братом. В 1942-м деревню оккупировали. На тот момент мне было 10 лет. Немцы согнали местных жителей и загрузили в грузовые вагоны на железнодорожной станции «Зубры». С собой нам разрешили взять немного вещей и еды.
В Орше прямо на станции отобрали работоспособных, которых увезли в Германию. Остальных разместили в старом телятнике, где уже находились пленные из Тамбовской и Орловской областей.
Спустя какое-то время стариков, детей и нетрудоспособных опять согнали в вагоны. Везли около восьми суток. Из еды: буханка хлеба на восемь человек и кружка воды. Медицинской помощи никто не оказывал. На станциях разрешали выходить на перрон, но находиться рядом с вагонами.
Все время со мной были дедушка, сестра и две тети со своими детьми. Нас привезли в лагерь, поселили в бывшей конюшне. Одежду забрали на дезинфекцию, затем вернули. Ходили слухи, что за время следования в поезде умерли около 300 детей. В заключении нас кормили супом и хлебом – одна буханка на все тех же восемь человек.
В лагере был подкоп, и я с ребятами часто покидал территорию. В городе мы кололи и пилили дрова. За это нам давали продукты.
Через полгода нас снова погрузили в вагоны и привезли в какой-то польский город. Чтобы получать еду, приходилось много работать. Однажды дедушка на санях переезжал речку и те провалились под лед, который был очень тонким. Вытаскивая их, он простыл. Его никто не лечил. Через две недели дед умер.
После этого нас привезли в пустой дом какого-то помещика. Там мы пробыли несколько месяцев. Я работал пастушком. Освободили нас в 1944-м.
Танкисты читают «Правду». 1942 г.
Валентина П. (1935 г.р.):
– С родителями и сестрой встретила войну в д. Змеевка Жлобинского района. Хорошо помню, как нам сказали, что началась война. Я тогда вместе с другими детьми прыгала около клуба и кричала: «Война! Война!», не понимая всего ужаса и страданий, которые нас ожидали.
Деревню захватили фашисты. По ночам приходили партизаны, которые однажды убили троих немецких солдат. Из-за этого на следующий день гитлеровцы расстреляли половину местных жителей, среди которых были мой двоюродный брат Гена и подруга сестры. Еще одной девочке прострелили руку.
Помню, как мы с семьей и другими людьми ехали в кузове грузовика в Красный берег. Папу сперва забрали, но у него получилось вернуться. Затем нас везли в переполненных товарных вагонах, была только одна остановка, во время которой разрешили попить желтого-коричневой воды из болота.
Потом мы шли по широкой лесной дороге. Было страшно, я крепко держала папу за штанину. С обеих сторон нас сопровождали солдаты в серой форме. Людей поделили на две колонны, между которыми проезжали лошади с телегами. Одна пожилая женщина увидела кого-то знакомого и хотела перейти в другой ряд, но завязла в грязи. На наших глазах ее задавила телега.
Когда мама споткнулась, фашист со всей силы ударил ее по голове палкой, но она удержалась на ногах. Я стала плакать, но мама шепнула мне, что ей не больно. В упавших людей тут же стреляли. Они падали, а мы шли дальше, переступая через их трупы.
Нас привели в лагерь Озаричи. Это была болотистая территория, огороженная колючей проволокой. Папа нашел свободное место, чтобы мы могли вчетвером лечь на землю. Костер разжигать не разрешали. Как-то утром я даже не смогла встать – настолько замерзли ноги.
Под открытым небом мы провели около семи суток. Многие умирали от холода и голода. В какой-то из дней было особенно холодно, дул сильный ветер, и я попросила папу подойти к «стогу», который виднелся недалеко от входа. Приблизившись, мы увидели, что это гора трупов.
Папа просил, чтобы я все время ходила вокруг мамы, чтобы не замерзнуть. Однажды я споткнулась и, вставая, увидела, что под снегом лежал мертвый человек, за которого я и зацепилась.
Пленным бросали на землю замерзший хлеб и сырую конину, но мы ничего не брали – у отца были в сумке сухари, и мы ели их. На наших глазах часто кого-то избивали. Там вообще были созданы все условия для того, чтобы люди умирали.
В одну ночь было подозрительно тихо, не было видно немецких солдат. Некоторые пленные направились к воротам и, выйдя за территорию лагеря, стали подрываться на минах. Тогда папа сказал, чтобы мы сидели на месте. Через какое-то время пришли советские солдаты и освободили нас.
В марте 1944-го мы оказались в д. Гусевица, которая находилась около Калинковичей. Там на несколько месяцев нас приютили незнакомые люди, а когда освободили Жлобинский район, вернулись в родную деревню. В отличие от других наш дом уцелел, так как в нем жили немцы. Он был абсолютно пустой, все разворовали. Есть было нечего. Мы находили на поле гнилую картошку и пекли из нее блины.
Смотрите также:
