КЛАССИКИ — СОВРЕМЕННИКИ. Факты из жизни народного художника Беларуси Василия Шаранговича

Василий Шарангович пишет картины и правой, и левой руками, создает замечательные гравюры, за которые удостоен Государственной премии. О жизненном пути народного художника Беларуси — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

Родился в деревне Кочаны на Мядельщине в январе 1939-го. Сын кузнеца, богатыря, мастера на все руки и рукодельницы, учившей его рисовать. Частенько помогал отцу и сам выковал свой характер. В. Шарангович прошел непростой и тернистый путь, много и упорно учился, скитался по съемным углам и голодал, став в итоге выдающимся графиком и самобытным живописцем.

Партизанский карандаш

Народный художник Беларуси, с детства чутко понимавший красоту и поэтичность роднай мовы, по сей день говорит на ней. Его иллюстрации к книгам многих классиков отечественной литературы (отчасти и зарубежной) по праву считаются хрестоматийными. Перечислить все, что создал Василий Петрович за долгую творческую жизнь, почти невозможно. Это десятки тысяч рисунков, акварелей, графических листов, иллюстраций. Только в поэме Якуба Коласа «Новая зямля» их без малого сотня, а на создание ушло полтора года. Произведения нашего выдающегося земляка выставлялись в США, Китае, Алжире, Германии, Польше, Италии, Греции, во Франции, в других странах, но неизменно возвращались на Родину — мастер не продает их за границу.

Его по праву называют создателем школы белорусской графики. Он окончил Белорусский государственный театрально-художественный институт (БГТХИ), много лет преподавал в альма-матер, дорос до профессора, заведующего кафедрой, ректора. Во многом благодаря именно ему театрально-художественный институт получил статус академии.

Пятилетним мальчиком он впервые взял в руки карандаш, подаренный партизаном. «Наш край был краем лесов и болот, — вспоминал позднее Василий Петрович, — и во время войны стал базой для партизанских отрядов, хотя постоянно у нас не дислоцировался ни один из них, они часто менялись. Помнится, мужики, оставшиеся в деревне, говорили: едут литовские партизаны, прибыли смоленские или еще какие-то, ну и все время рыскали по окрестностям местные…»

 

Подарок оказался судьбоносным. И хотя за размалеванные дверцы шкафа, сделанного мастеровитым отцом из светлого дерева, мальчишке здорово досталось, зерно творчества упало в благодатную почву. Активно прорастать оно начнет позже, когда папа привезет ему из Мяделя коробочку цветных карандашей и чистую бумагу, а мама даст первые уроки рисования.

Самородок в галифе

Мастеру уже за 80, беспокоить его в период пандемии нам показалось не совсем удобным. Рассказать об интересных фактах из жизни знаменитого отца любезно согласилась первый заместитель председателя Белорусского союза художников искусствовед Наталья Шарангович.

— Правда ли, что, вступая в комсомол, ваш папа признался, что верит в Бога, дополнив: Ленина, как и Создателя, он тоже не видел?

— Абсолютная правда, и это сошло ему с рук. Он был чуть ли не единственным круглым отличником в школе, комиссии пришлось закрыть глаза на такое вольнодумство. Кстати, отец и в молодости, и в зрелом возрасте не раз давал себе зарок не увлекаться общественной деятельностью, которая отнимала много времени и мешала полностью посвятить себя творчеству. Но его постоянно приглашали в какие-то комиссии, в разное время он был секретарем союза художников, возглавлял Минский фонд культуры, входил в горком компартии. Но в августе 1991-го, во время путча в Москве, вышел из партии и запретил ее деятельность в стенах театрально-художественного института, ректором которого на то время был.

— Отправляясь из Мяделя в Минск, чтобы поступить в художественное училище, он осознавал свой дар, ощущал свое призвание?

— Думаю, да. Очень помог ему в этом учитель рисования Геннадий Островский. Этот высокий, плечистый мужчина с черной гривой волос играл на баяне, пел, сочинял музыку и стихи, был неплохим художником. Они с отцом подружились и почти ежедневно по нескольку часов после уроков занимались в школе живописью, успевая в перерыве поиграть в волейбол. Это Островский посоветовал отцу поступать в училище и вместе с ним поехал в Минск. В перешитых зеленом френче и синем галифе, в тканой рубахе и стоптанных башмаках он поначалу робел, стеснялся. Оперный театр, Верхний город, площадь Свободы и особенно картинная галерея его поразили и восхитили. С первого раза папа не прошел по конкурсу, но домой вернулся все равно окрыленный. Много работал, упорно готовился и год спустя, приехав в том же обмундировании и с чемоданом, сколоченным из досок, сдал все экзамены на пятерки.

Натурщик-шахматист

— Парню из деревни на первых порах пришлось несладко: стипендия скромная, а нужно платить за съемный угол, учиться в вечерней школе. На еду почти ничего не оставалось?

— Да, костлявая рука голода частенько держала его за горло, из бедности, казалось, никогда не выбраться. Когда ему удалось найти подработку статистом в оперном театре, он радовался, как ребенок. Оставшимся в деревне родителям нужно было кормить других детей. Еле сводили концы с концами, пытаясь выбраться из нищеты. Но когда отец-кузнец в отчаянии предложил продать корову, чтобы хоть как-то подсобить сыну-художнику, Василий наотрез отказался и устроился натурщиком в своем училище. Прокормиться стало чуть легче. Имея математический склад ума, он увлекся шахматами. А когда научился мастерски играть, едва не заигрался, сравнив увлечение с алкоголизмом, и вовремя бросил. После садился за шахматную доску лишь раз или два.

— 8 мая 1960 года, как он утверждал потом, стал для Василия Петровича одним из самых важных и счастливых.

— Да, отец уже писал диплом и в тот вечер, поддавшись на уговоры однокурсника, впервые за время учебы пошел на танцы в парк Горького. Там познакомился с Галей, студенткой филфака БГУ, своей будущей супругой и моей мамой. На свиданиях без умолку читал ей стихи, разглагольствовал на умные темы. Убеждал, что пешие прогулки очень полезны для здоровья, а сам не мог угостить девушку, оказавшуюся дочкой первого секретаря Дубровенского райкома партии, даже стаканом сока. В карманах-то ветер гулял.

— Но девушке все равно понравился?

— Да, отец умел произвести впечатление. Он на отлично защитил диплом и поступил на отделение графики художественного факультета БГТХИ. Деревенский парнишка, пять лет скитавшийся по съемным квартирам, наконец-то впервые стал жить в общежитии. А на 2-м курсе получил заказ от издательства «Беларусь» — сделать иллюстрации к детской книжке. Гонорар не спустил, как иные ровесники, а завел сберкнижку, которую потом регулярно пополнял. Крестьянская бережливость позднее ему очень помогла. Маму по окончании БГУ распределили в Витебск. Там они потом и поженились.

Дважды мог стать министром

— Ваши родители стали жить в Минске не сразу?

— Маме нужно было отработать по распределению, а отец продолжал учиться и при этом очень много работал, сотрудничая с журналами и издательствами. На 3-м курсе, к примеру, иллюстрировал «Виленских коммунаров» Максима Горецкого, на 5-м — «10 дней, которые потрясли мир» Джона Рида, на 6-м занимался только дипломом. Это были гравюры по мотивам поэм Янки Купалы. Тогда папе даже дали собственную мастерскую в институте на 4-м этаже.

Его талант и трудолюбие по достоинству оценили в издательстве «Беларусь», предложив после распределения стать у них художественным редактором. Вот тогда родители и сняли комнатку в частном доме, хозяева которого оказались выпивохами. Пришлось искать новое жилье и поселиться в Сельхозпоселке. Я родилась в Витебске, мама на время оставила меня у своей матери и вернулась в Минск. Ее взяли на работу в то же издательство «Беларусь».

 

— В итоге она с ее знанием нескольких языков и литературным стилем пришлась там ко двору и работала до пенсии, а Василия Петровича пригласили преподавать в родной театрально-художественный институт?

— Да. Педагогом он оказался прекрасным, студенты его любили, коллеги ценили. В 42 года стал, возможно, самым молодым в республике профессором. В 1989-м его не назначили, а выбрали ректором вуза, на этом посту он оставался много лет, умудряясь выкраивать время, чтобы делать гравюры и писать картины. А в 1991-м ему присвоили звание народного художника Беларуси, которым папа очень гордится. По инициативе Василия Петровича институт получил статус академии.

— Однажды Владимир Короткевич написал стихотворный экспромт — признание в любви вашей маме. В шутке была доля правды?

— Мама много лет работала в издательстве «Мастацкая літаратура», была одним из лучших редакторов, прекрасно знала и чувствовала белорусский язык, стилистику произведения, несмотря на то что родом из России. Короткевич очень уважал ее как специалиста, при этом был дружен со всей нашей семьей. Стихотворение он действительно написал, и оно было искреннее, полное дружеского восхищения.

— Правда ли, что отцу предлагали стать министром?

— И даже дважды в постперестроечное время. Сначала, по-моему, министром культуры, а потом министром образования. Но отец понимал, что тогда времени на творчество не останется, и отклонил эти предложения.

 

 

Слияние с природой и застолье с классиками

— Считается, что Василий Шарангович в первую очередь непревзойденный график и иллюстратор. Почему он отдавал предпочтение именно этим технике и жанру?

— Его творчество складывалось в 1970–1980-х, художники искали действенную связь со зрителем. Потенциал живописи им казался недостаточным, и ее роль перешла к другим запросам общества (графика, плакат, фотография, архитектура, дизайн). Случайно выбрав графику при поступлении в институт, Василий Петрович полюбил ее пластический язык за остроту передачи образов, возможность свободной работы с формой, линией, композицией.

Изредка, уже позже, он возвращался к живописи, которой серьезно занимался в художественном училище. Но и в немногочисленных полотнах, не имеющих прямых прототипов в его графических работах, нетрудно уловить черты графического мышления, влияния художественных средств и приемов этого искусства на язык живописи. Это чувствуется в определенности контуров, четком разделении красок, контрастах силуэтов фигур и фона, условности уплощенного построения пространства, в явной графичности деталей.

— Есть работы, которые ему особенно дороги?

— Художнику, думаю, дороги все его работы — и многочисленные иллюстрации к классике белорусской и мировой литературы, и станковые серии. Но сейчас большое место в творчестве отца занимают пейзажи, главным образом мядельские. Они знакомы ему с детства. Любит писать величие холмов, глубину озер, таинственное мерцание ночного неба. Особенность его пейзажей — полное слияние человека с природой, их гармония. А достоверное письмо акварели, напряженный язык черно-белой гравюры помогают художнику создать некий универсальный, вневременной образ природы.

— Если бы сейчас, как в свое время, поляки предложили купить иллюстрации к «Пану Тадеушу» за очень приличную сумму, опять отказался бы?

— Это его четко обозначенная позиция: лучшие работы должны оставаться доступными тому зрителю, для которого были созданы.

— Василий Петрович наверняка был близко знаком со многими классиками белорусской литературы.

— Я до сих пор помню шумные застолья, сопровождаемые долгими разговорами об искусстве, о жизни. Помню гостей, которых хотелось слушать. Среди них Рыгор Бородулин, Геннадий Буравкин, Нил Гилевич, Михаил Чернявский и другие.

— Отец устал от творчества или иногда работает? Если да, то над чем?

— Художник — профессия уникальная. Он остается востребованным всегда. Вот и отец сейчас работает над давно задуманной серией портретов известных белорусских людей, историков, литераторов, актеров… Это те, с кем был знаком, дружил, кого бесконечно уважал. Надеемся через некоторое время показать новые работы Василия Шаранговича на его персональной выставке.

Фото из архива семьи Шарангович