«Немцы жгли хаты, а мама рожала в сарае мою младшую сестренку». Минчанин — о жизни в оккупированной деревне
- Подписаться на
«Я живу после своей смерти», — говорит минчанин Николай Рудобелец, вспоминая детство в оккупированной фашистами деревне Гамза Светлогорского района. Десятилетним мальчиком он чудом избежал расстрела, а после войны стал одним из первостроителей Светлогорска и четыре года возводил на Кубе атомную электростанцию. Подробности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Николай Рудобелец, 1956 год
Он многое сумел вобрать пытливой детской памятью. И никаких обобщающих слов, никаких осуждающих упреков почти нет в его рассказе. Но это именно та сдержанность, что стала общей для семьи патриотов, в которой воспитан и испытан поистине Великой и поистине Отечественной войной. Сын Леона Рудобельца, командира роты Паричского партизанского отряда имени Кирова, о военном времени расскажет сам. А о мирном можно поведать в отдельном очерке. Но о главном. Окончил Паричскую школу, затем Белорусский политехнический институт. В Шатилках строил Василевичскую ГРЭС. Был мастером, прорабом, старшим прорабом. Здесь многое свершалось впервые. Корпуса электростанции возводились из сборного железобетона. Это придавало им надежность и элегантную легкость. Изучать опыт такого строительства приезжали даже из Московского научно-исследовательского института. Делился им с коллегами из других городов тогда нашей огромной страны и Николай Леонович, которого с полным основанием можно назвать одним из первостроителей Светлогорска. Но прочтите его воспоминания о Великой Отечественной…
«Начало войны. На рассвете 22 июня бомбили Паричи. Мы в деревне Гамза выбежали на улицу и увидели взрывы бомб. Утром принесли отцу повестку прибыть на призывной пункт. Отец ушел в Шатилки. Через три дня мы с дедом Леоном Захаровичем поехали туда на телеге, повезли отцу продукты. Увидели массу людей, идущих в нашу сторону. Встретили знакомых, от которых услышали, что и мой отец идет следом. Увидев нас, он сказал, что их всех отправили домой: мол, вы уже не нужны, наши под Берлином…
В этот же день мы вернулись в деревню, а назавтра через нее проехали три немецкие бронемашины. Я сам бегал их смотреть. Немцы остановились и набирали воду из колодца. Потом мы узнали, что двоюродный брат отца Игнат Федорович с группой товарищей подорвали эти бронемашины у деревни Дуброва. А через несколько дней немцы пошли полным ходом…
В первый же день они застрелили старшего брата моей матери Михаила Павловича Силивончика. Затем арестовали моего отца. Фронт через некоторое время удалился, а у нас наступило безвластие. Мы узнали, что отец находится в лагере для военнопленных в Бобруйске. Бабушка — Рудобелец Домна — пошла в Бобруйск, и оттуда они вернулись уже с отцом (было время, когда пленных немцы отдавали родственникам).
Леон Рудобелец с женой и соседями. 1980 год
В то время по лесам ходили группы оставшихся наших. С ними отец наладил связь. Был связным. Тогда в деревне уже появились староста и полицейский. Староста был человек хороший, впоследствии несколько раз спасал от расправы мать, да и, возможно, всех нас. А вот полицейский был отпетой сволочью. Кто-то однажды выдал отца и еще одного человека, которого звали Костей. Полицейский арестовал отца и уже повел под ружьем к лошади с санями, чтобы конвоировать арестованных в полицейский участок в Чернин. Но перед домом старосты им удалось бежать. Полицейский стрелял, но в темноте промахнулся…
При аресте отец видел у полицейского список, по которому должны были арестовать еще четырех человек — Дашковского Федора, Пашко Романа и двух его сыновей. Все они тут же ушли к партизанам… А через несколько дней приехали немцы с этим полицейским и сожгли наш дом, дома Дашковского и Пашко. Вскоре отец забрал нас с собой — дедушку, бабушку, меня и брата Володю. Оставил всех в деревне Лески Октябрьского района. Сам был в другом отряде.
9 февраля 1942 года немцы бросили регулярные войска на уничтожение партизан в Октябрьском районе. Как-то утром поступила команда всем жителям деревни уйти в лес. К концу дня нас нашел там командир отряда, дал лошадь с санями и сказал уезжать: немцы заняли все деревни в этой зоне и нас могли расстрелять. За ночь мы доехали до своей деревни. В ней немцев уже не было, но из деревенских мужиков был организован полицейский отряд. Меня с братом Володей отдали бабушке (по маме) Ульяне Антоновне. Дедушку, Павла Захаровича, к тому времени расстреляли…
Дедушка и бабушка по отцу в деревне не остались, ушли в лес и всю зиму прожили в стоге сена. Был в деревне славный парень Степан, который носил им продукты. Но в деревне тайны сохраняются плохо: к весне их обнаружили. Пришлось вернуться в деревню. Через некоторое время бабушку арестовали и увезли навсегда. Деда сначала не тронули, а потом его узнал один из полицейских, Евтух. Он, бывший партизан, сдался немцам и поступил в полицию, хотя его жену и пятерых детей немцы во время облавы сожгли. И такое в войну было!.. Деда, Рудобельца Леона Захаровича, арестовали и увели тоже навсегда… Я с братом так и жил у бабушки, Ульяны Антоновны. Ждали смерти каждый день. Люди боялись, чтобы мы к ним заходили в дом.
Трудовые награды Николая Рудобельца
В 42-м была еще корова у бабушки, и я вызвался быть подпаском. Для меня это было большое счастье — уходить на день из постылой полицейской деревни. Но это длилось всего несколько дней… Однажды пасли коров на поле сжатой ржи у леса. Полицейские приехали прямо к нам на поле. Начали меня активно допрашивать: вижу ли я отца, ношу ли в лес партизанам продукты. Особо свирепствовал Марковец. Я все отрицал… После приказали мне отойти на десять шагов и отвернуться спиной. Я не повернулся — сжался в комок, смотрел ему в глаза и приготовился к выстрелу. Марковец вскинул винтовку, загнал патрон в ствол и начал целиться в меня. Стоящий рядом с ним полицейский (звали его Николай Николаевич, родом из Чернина) взялся за ствол винтовки и отвел в сторону, сказав: «Пусть поживет еще немного…» Мне потом приказали из деревни никуда не отлучаться…К бабушке я вернулся в почти бессознательном состоянии.
Бабушка моя хотя и простая крестьянка, но женщиной была мужественной. Она как могла, так и защищала, и спасала нас. Как только к нам заходили полицейские, она всячески уговаривала нас не трогать. Был даже такой случай, когда она принесла большой портрет Гитлера и сказала, что повесит душегуба на стене, может быть, хоть это будет нас как-то спасать. Но Гитлер провисел на стене не более двух дней — она его сорвала и бросила в печку. Потом, правда, испугалась: соседи ведь видели, а вдруг выдадут?.. В то время этого было достаточно, чтобы уничтожить человека. К счастью, никто не выдал…
Николай Леонович вспоминал, как немцы сожгли три дома, предупредив, что такая же участь ждет все партизанские и большевистские семьи. Дашковских и братьев Пашко поймали за Романищами и расстреляли. А мама в то время в сарае младшую сестренку рожала… Как в ноябре 1943-го отец с разведчиками гвардейской дивизии пробрались в Гамзу и вторично выкрали их у фашистов. И, конечно же, снова и снова возвращался к тому несостоявшемуся расстрелу:
«Домой к испуганной бабушке добрался в бреду и слег. Меня долго лечили деревенские женщины. Наступило улучшение, но в двадцатилетнем возрасте коварная болезнь придавила опять. Глубоко вошла в меня та не выпущенная врагом пуля…»
Леон Рудобелец с внуком Александром. 1978 год
Да, такие слова можно сказать, только пережив то, что выпало на долю десятилетнего Коли Рудобельца.
Я не случайно вначале обмолвился, что о его трудовых буднях можно написать отдельный очерк. Судите сами. В 1955-м стал инженером на строительстве Василевичской ГРЭС. Потом возводил Березовскую ГРЭС, Витебскую ТЭЦ, Чайбалсанский промышленно-энергетический комплекс в Монголии.
Мало надеясь на то, что услышу в ответ его голос, недавно позвонил Николаю Леоновичу. Оказывается, и в 90 лет он все так же жизнерадостен, энергичен. Всей душой откликнулся на разговор. Охотно рассказал и о начале возведения Василевичской ГРЭС. С благодарностью помнит первого директора Александра Завадского. Заговорил о четырехлетней командировке на Кубу, где строил атомную электростанцию, которая по политическим обстоятельствам так и не была введена… Именно там к наградам прибавилась и кубинская. В общем, вся жизнь этого удивительного человека, побывавшего под прицелом смерти, посвящена тому, чтобы людям жилось светлее, а значит, и более радостно.
Прежде чем попрощаться, он надолго замолчал. А потом сказал самое главное: «Знаете, после того несостоявшегося расстрела мне кажется, что я живу после своей смерти…»
Подготовил Изяслав Котляров
Смотрите также:
