Николай Байрачный: «Если ты любишь мастерить руками, то изготовишь скульптуру из чего угодно»
Известный белорусский художник и скульптор Николай Байрачный с его многочисленными талантами уютно чувствовал бы себя в эпоху Возрождения или в своем любимом XVII столетии. Корреспондент агентства «Минск-Новости» посетил его мастерскую и узнал, над чем сейчас работает мастер.
Радзивилл
…Чудо рождалось на моих глазах. Бесформенная масса пенопласта быстро обрела форму болванки для шляп, потом стала похожа на голову человека. Умелые руки мастера начали накладывать на нее большие порции пластилина — и у головы появилось лицо. Спустя несколько дней здесь же, в полуподвальной мастерской Николая Байрачного, на том же столе стоял уже законченный бюст молодой красивой женщины Франциски Урсулы Радзивилл, знатной дамы и писательницы.
— Мне нравится работать в стиле художников середины XVII — начала XVIII века, это моя любимая эпоха, — признался скульптор. — Хочу, чтобы в облике ясновельможной пани Урсулы ощущалось княжеское достоинство, а сама скульптура была ювелирной по исполнению, достойной Несвижского замка. Чуть позже, надеюсь, возьмусь и за портрет ее мужа Михаила Казимира Радзивилла Рыбоньки. Если бы нашлись спонсоры для отлития их из бронзы, уверен, фигуры украсили бы родовое гнездо Радзивиллов.
— Вы начинали с керамики?
— Да, я окончил театрально-художественный институт по специальности «Керамика» и занимался ею около 30 лет, причем никогда не делал посуду, только небольшие скульптуры, статуэтки, композиции. Но в определенный момент увлечение стало слишком утомительным и накладным. База находилась в Борисове, и мне в 1976–1996 годах приходилось каждый день ездить туда-обратно на электричке, поскольку материал, обжиги, печи были там. После краха перестройки и развала страны эти вещи оказались невостребованными, и я нашел более надежный материал для самовыражения — бронзу. Одновременно иллюстрировал детские книги.
— Чтобы создавать такие красочные, искрящиеся добрым юмором обложки и рисунки, нужно самому погрузиться в мир, созданный фантазией писателя.
— Конечно. Мы с детства к этому приучены. Ребята, читающие книги, умеют сочинять, они учатся у авторов. И когда ты включаешься в придуманную писателем жизнь, то начинаешь тоже участвовать в этой истории. Я не достиг больших высот в иллюстрировании, но оформил не менее 80 детских книг, начиная с «Пеппи Длинныйчулок» Астрид Линдгрен и заканчивая «Хоббитом» Джона Толкина.
— Причем многие из них издавали сумасшедшими тиражами. Сказки Джанни Родари, например, 1 млн экземпляров плюс 100 тысяч дополнительно. Для нашего времени просто непостижимая цифра.
— Тогда и детская книга стоила всего 10 копеек. К тому же мое дело — нарисовать иллюстрации, которые немного развлекли бы читателя, а тираж зависел не от меня. Да и на моих гонорарах он никак не сказывался.
«Зеленые своды» и Фаберже
— У вас есть потрясающие маленькие скульптуры вроде принца Лягуша, Клауса Байера и иже с ними…
— Их не так уж много, да и делал для собственного удовольствия, иронизируя над самим собой. В основном у меня серьезные мужчины с саблями, пиками, шпагами. Это словно сочинение сказок, только в бронзе.
— Не находите ли, что сочинение сказок и придумывание фигурок сродни волшебству?
— Нет. Просто художник, если что-то задумал, обязательно сделает. Не на холсте, так на бумаге или в бронзе. Он приговорен, такова его участь. Это не волшебство, а, скорее, ремесло.
— Но полет фантазии обязателен?
— Фантазия у художника способность врожденная. Если человек умеет сочинять, уже здорово. А когда еще и руками что-то может делать, здорово вдвойне. Иногда смотришь на работы старых мастеров и думаешь: как они умудрялись в столь ранние лета изготовить столько изделий непостижимого уровня? Где этому ремеслу можно было научиться в то время?
— Секреты передавали из поколения в поколение?
— Не знаю. Учились, конечно, у кого-то все. Караваджо умер в 39 лет, а какие шедевры оставил! Кто знает, от чего это зависит. Да, их творчество было востребованным, сейчас другие времена, и все же. Есть и у меня любимые персонажи, на которые я смотрю, а душа леденеет.
В Дрездене в музее «Зеленые своды» выставлены небольшие настольные композиции — работы знаменитых авторов, придворных ювелиров. Они были фантастическими мастерами. У них нужно учиться культуре ремесла. Например, когда Фаберже впервые попал в этот музей, у него в голове словно что-то щелкнуло. И вся его ювелирка началась с посещения Дрездена: увидел, восхитился — и тоже взялся за дело.
— Мне трудно представить, как можно создать ваши изысканные работы, не имея пальцев пианиста.
— Да нет, это только кажется. Когда умеешь, легко. И чтобы научиться, тоже много времени не надо. 30–40 лет вполне хватит.
В Германии в начале XVI века в течение 25 лет делали скульптуры из цельного куска железа: не отливали, а просто выпиливали. Появились мастера, был спрос, к делу приобщились ключники, замочники. Естественно, изделия получались не всегда художественными, однако их покупали. Мода прошла, ключники принялись опять клепать ключи, замочники — замки. У нас точно так же керамикой занимались все кому не лень.
А если ты любишь мастерить руками, то изготовишь скульптуру из чего угодно — из дерева, фанеры, бумаги. Тем более сегодня при помощи Интернета делают всё из всего.
Богатырь ты будешь с виду
— А где у вас печатный станок?
— Здесь. У меня несколько неплохих готовых досок для офортов, только некогда распечатать тираж. Кстати, на этом смог разбогатеть Рубенс: заказывал мастерам свои картины на медной доске, те гравировали их, а он печатал и продавал за хорошие деньги. Я раньше в канун каждого Нового года дарил такие картинки-развлекалки с изображением нужного по гороскопу животного — Козы, Обезьяны и других друзьям и знакомым. Занимался этим лет 20 одновременно с книгами, керамикой и бронзой.
Увлекся и кабинетной бронзой: настольные скульптуры из разных материалов, металлов, с драгоценными камнями. Решил попробовать, получится ли у меня, как у мастеров Средневековья.
— Правда, что в 1990-е вашими изделиями заинтересовались серьезные мужчины в малиновых пиджаках?
— Нет. Они заказывали надгробия для «правильных пацанов». Правда, где их устанавливали, никогда не спрашивал.
— С чего началась история с художественным оружием?
— Она помогла компенсировать детские романтические грезы, отчасти взрослые мечты. Начинаешь искать своих предков и обнаруживаешь, что в твоем роду были запорожские, кубанские казаки.
А так все началось в детстве. Мне мама до 4 лет пела колыбельную песню Лермонтова: «Богатырь ты будешь с виду и казак душой…» Подрос, прочел «Трех мушкетеров», «Одиссею капитана Блада» и прочие полезные книги. В 12 лет занимался в фехтовальной школе в парке имени М. Горького. Я махал там саблей года три, пока не уволился наш тренер.
— Вы ведь вместе с женой еще мастерите куклы?
— Елена мастерит, а я ей помогаю. Куклы можно увидеть в Несвижском замке, в оперном театре: здесь 2 метровых персонажа в костюмах XVII века, сделанных женой, с жемчугом и камнями, а также две мои статуэтки — скрипача и виолончелиста. Это занятие веселое, но абсолютно неблагодарное.
— Есть ли у вас благодарное занятие?
— Дети. У нас две дочки. Видите те белые фигурки в длинных платьях на столе? Это одна из них и три наши внучки.
— А гордый всадник на коне не Глеб Минский?
— Возможно, но пока это просто белорусский князь. В конкурсе на его установку в Минске участвовать не рвусь, немного утомила эпопея с памятником корове у Комаровского рынка, которая длится уже 5-й год.
Фото Тамары Хамицевич