Семь шкур за горсть махорки, клевер и лебеда на обед. За что боролся подпольщик Ваупшасов в Западной Белоруссии
За что боролся выходец из батрацкой семьи подпольщик Станислав Ваупшасов в Западной Белоруссии – в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Сменил фамилию
Март 1920-го. Столица Белоруссии оккупирована польской армией. Перейдя линию фронта, нелегально прибыв в Крупки под Минском, Ваупшасову с группой партизан непременно нужно было добыть винтовки. Вот как разведчик вспоминал о своей первой операции по захвату оружия: «Лежа в засаде, я размышлял: а как оно сложится, сумеем ли мы выполнить боевое задание? Неужели белопольские власти столь беспечны, что не извлекают уроков? Ведь мы не первые, кто нападает на их обозы.
Предположения мои оправдались: оккупанты извлекли урок. Сначала по дороге проехали 12 конных полицейских, причем для собственного спокойствия дали несколько залпов из винтовок в лес по обе стороны тракта. По моему знаку этих конников не тронули, пропустили.
Спустя еще полчаса из-за поворота вынырнули первые повозки армейского обоза. Впереди шли три офицера, а по бокам подвод — сплошными цепочками солдаты с винтовками наперевес. В общей сложности здесь было не меньше взвода. И на внезапность мы могли не очень рассчитывать, поскольку поляки были готовы к немедленному бою.
Я выстрелил из нагана, и все три группы одновременно дали первый прицельный залп. Поляки плашмя бросились на землю и открыли сильный ответный огонь из винтовок. Затарахтел и пулемет, но его очереди летели поверх наших голов и лишь срезали ветви деревьев.
Партизаны хорошо замаскировались, а польские солдаты были отчетливо видны на открытой дороге. Испуганные лошади громко ржали и обрывали постромки, две подводы перевернулись, ящики из них посыпались в кювет. Мы дали еще два залпа, затем швырнули ручные гранаты. Их взрывы ошеломили противника, солдат охватила паника, и те, кто уцелел, побросав винтовки и подсумки, бросились бежать.
Бой продолжался не более 20 минут, охрана была полностью разгромлена, и мы вышли на дорогу, где лежали 13 трупов в польских мундирах. У нас оказалось четверо легкораненых. Нам достались богатые трофеи — карабины, ящики с патронами и пулемет. Мы забрали их и немедленно отошли в лес, оставив на дороге перевернутые подводы и все еще бившихся в оглоблях лошадей.
— Слышь, комиссар, — вдруг остановил меня Рябов. — Надо освободить лошадей, пусть бредут куда глаза глядят, а подводы — сжечь.
— Хорошо, действуй! — ответил я».
Чем не сцена из вестерна?
Станислав Ваупшасов (по отцу Ваупшас) родился 27 июля 1899 года в деревне Грузджяй Шяуляйского уезда (Литва). Семья батрачила у крупного помещика Нарышкина. Он владел в Прибалтике множеством имений. Правда, будучи женат на англичанке, проживал в Лондоне. Раз в несколько лет являлся на роскошных машинах с ревизией к управляющим его обширными хозяйствами, приносившими немалый доход. Кстати, один из этих управляющих, тучный пожилой отставник, домогался сестры Станислава. Она вынужденно уехала в Ригу, а потом в Москву, выйдя замуж за преуспевающего часовщика. Вскоре и Станислав приехал в столицу России, остановился у сестры, работал землекопом. Потом перешел в арматурщики. Механизмы тогда отсутствовали, арматуру гнули вручную. Все в бригаде обладали неимоверной силой.
Когда началась Первая мировая, приятели посоветовали ему срочно оформить паспорт, дав полицейскому взятку в размере 25 рублей. Полицейский взял, но вместо фамилии Ваупшас вывел в документе – Ваупшасов. Парень хотел возразить, однако «ваше благородие» пригрозил умнику отправкой в солдаты. Как писал Станислав, в какой-то момент он и сам едва не поддался пропаганде и не очутился на фронте «за веру, царя и Отечество». Но просвещенный муж сестры объяснил, что царская власть есть анахронизм, источник зла и несправедливости: народ голодает, а она жирует, чего за нее воевать?
Из политруков в подпольщики
В 1917 году политические страсти кипели в Москве. На одном из митингов Ваупшасов с приятелем сбросили со строительных лесов инженеров, агитирующих против большевиков. Наутро их нашел рабочий в кожанке, поблагодарил и сказал, что им обоим пока нужно скрыться. Но прятаться пришлось недолго — произошла Октябрьская революция. Станислав записался в 3-й отдельный Московский батальон Красной армии. В составе 8-й стрелковой дивизии выехал на Западный фронт. Теплушка, буржуйка, чечевичная похлебка, конина стали фронтовой обыденностью. Впервые он оказался в Белоруссии, где проведет полжизни.
Сдерживая напор белопольских армий, приходилось бороться и с бандитскими рейдами по тылам. Дело в том, что среди красных командиров было немало тех, кто, получив власть, расстреливал военных и мирных без разбора. Таких судили. Но многие из них бежали, сколачивали банды, грабили и терроризировали население, вырезали партийный актив на местах. В качестве примера Ваупшасов приводит бывшего главу волостного ревкома Семенюка, которого удалось обезвредить лишь в 1920-м.
После года на фронте Станислава решили направить на военно-политические курсы. А это полгода за учебниками. Конечно, он не хотел, но политрук пошел на хитрость. Направил его с пакетом документов в Смоленск, где располагался Реввоенсовет фронта. Потом оказалось, что в пакете направление от дивизии и его личное дело. Пришлось учиться. Зато через полгода он вернулся в армию политруком 151-го полка. Бойцы спросили, большевик он или коммунист. Оказалось, большевиками они называли сторонников Ленина, а коммунистами — приверженцев Троцкого. Пришлось проводить разъяснительную работу.
Вскоре Гражданская война смешалась с советско-польской. Бои остались в памяти полями, над которыми всходит бледное зимнее солнце и освещает картину: трупы коней и кавалеристов, залитый кровью снег.
Однажды командир батальона Нехведович спросил Станислава, согласен ли он пойти в тыл врага в качестве подпольщика, для организации партизанских отрядов.
Выходец из батрацкой семьи видел, как живут белорусы на оккупированных поляками землях. Даже со своим наделом выживать было крайне трудно: за коробок спичек отдай 10 яиц, за 100 г махорки — 30, а за литр керосина — кило сливочного масла. В результате подобных закупочных цен у панов белорусы, работавшие на своей земле, жили впроголодь. Весной заканчивались запасы хлеба, и они питались лебедой и головками клевера. Шли к пану на поклон, лезли в петлю кабалы за полмешка ржи.
Если своей земли не было и белорус служил у пана наемным работником, то за день жатвы зарабатывал 50–80 грошей (5–8 коробков спичек). Косец имел 1,5 злотого — 100 г махорки и коробок спичек.
Сам Станислав Алексеевич писал по этому поводу: «В результате захватнической политики польских помещиков и капиталистов, поддерживаемых международным империализмом, многострадальный народ Белоруссии был насильственно разделен на две части — восточную, где сохранилась советская власть, и западную, где воцарился социальный и национальный гнет панской Польши.
Народ Западной Белоруссии не мог примириться с господством польских панов и развернул вооруженное сопротивление захватчикам, которое продолжалось и после окончания военных действий на советско-польском фронте и заключения Рижского мирного договора. В частях Красной армии служило много выходцев из западнобелорусских районов. Они-то в первую очередь и просили командование, руководящие партийные органы послать их в партизанские отряды, сражавшиеся на оккупированных землях. Вместе с тем в числе добровольцев было немало белорусов из восточной части республики, а также представителей других народов, считавших своим интернациональным долгом помочь
братьям по классу в их освободительной борьбе».
Постоянное внутреннее состояние протеста подтолкнуло Станислава к согласию на работу в тылу врага.
Грабеж или экспроприация
Перед военно-нелегальной работой вся группа Ваупшасова прошла проверку в Смоленске. Получила явки и пароли, с помощью которых устанавливался контакт с Докшицкой подпольной партячейкой, с местными повстанцами. Задачей группы стало укрепление и развитие связи с активными сопротивленцами, вовлечение существующих групп в боевые операции, создание новых партизанских отрядов. Важный пункт: налаживание разведки для получения информации о планах польской администрации и военных. Правда, надо понимать, что команду Ваупшасова посылали на оккупированную территорию безо всякой поддержки и материальной базы. Если организовывать людей можно было через местных активистов, то деньги и оружие приходилось добывать самостоятельно. Грузовых самолетов, как в годы Второй мировой, партизанам и подпольщикам в 1920-е не высылали. Поэтому первыми действиями стали грабежи казначейских фаэтонов и обозов с оружием, как описано выше. Деньги и оружие распределяли среди вновь образующихся отрядов. Поскольку Ваупшасова окружали в основном сознательные красноармейцы, перед первым ограблением казначея между ними возникла дискуссия на тему: «Они грабители или экспроприаторы?» Диалог был таким:
— Надо подумать. Ведь мы коммунисты, подпольщики, и вряд ли следует давать польским властям повод называть нас разбойниками с большой дороги.
— Мы должны жить за счет противника, забирая у него оружие, продовольствие и другие материальные ценности, в том числе деньги. Такова логика партизанской войны.
Когда совершали вооруженный налет на первый казначейский фаэтон, ни один польский солдат не пострадал. Они не оказали сопротивления. В напутствие их попросили передать, что деньги для народа забрали партизаны отряда, который возглавляет Муха-Михальский. На этого мифического героя вскоре ссылались все повстанцы. На деле такого командира не существовало.

Участники партизанского движения в Западной Белоруссии Кирилл Орловский, Швайка, Волгин и Василий Корж, 1920-е годы
До новых встреч
За пять лет партизанской войны бойцы совершали нападения на военные части, полицейские участки, захватили тюрьму в Столбцах, освободив политических узников, письменно предупреждали панов-сатрапов, которые были жестоки с крестьянами. Если ситуация не менялась, то приходили и казнили их. Печатали листовки. Помогали деньгами и продовольствием обездоленным. Удивительно, но существовали и польские партизанские отряды, в которые шли бедняки. Например, подпольная группа Виктора Залесского в Радошковичах. Вместе с Ваупшасовым они совершили захват начальника радошковичского карательного подразделения поручика Кухарского.
В то же время партизаны понимали, что давление на белорусов и нищих поляков усиливается с каждым годом. Поэтому народ был не готов ко всеобщему вооруженному восстанию. На западнобелорусских землях получали наделы в 15–45 га бывшие офицеры и унтер-офицеры легионов Пилсудского, участники польско-советской кампании 1919-1920 годов. Их сделали контрреволюционной опорой польского правительства. Польские жандармы контролировали все станции, деревушки, хутора. Шла проверка документов у прохожих. Задержанных фильтровали в расчете найти подпольщика или партизана.
Мстить мирному населению за акции партизан вовсе не фашистское изобретение. Так поступали в Средневековье. Так делали и поляки в 1920-е в Западной Белоруссии, организовывая карательные акции. Партизаны вели открытые бои с карателями.
К 1925 году правительство Польши перешло к более ожесточенной борьбе. Например, в апреле 1925-го Новогрудское воеводство сотрясала волна террора. Арестовали 1 400 подпольщиков. Ответом партизан стал разгром полицейского гарнизона в Ошмянах. Причем так много написано об отваге польских военных, а на деле упоминаются следующие факты: «полицейский Шевчик упал на пол и притворился убитым», «в конюшне было трое полицейских, из которых двое спрятались в сене, а третий по требованию партизан вывел семь полицейских лошадей», «дежурный полицейский Ян Нога спрятался в коридоре за дверью».

Станислав Ваупшасов со своими коллегами по подпольной работе
Тем не менее в связи с жестокостью властей в отношении населения подпольное движение снизило активность. А в итоге в том же 1925 году из ЦК КПЗБ во все отряды пришли письма с приказом о прекращении партизанских методов борьбы. Предложили изменить стратегию и сделать акцент на организационно-массовую работу с крестьянами. Если же продолжать по-старому – совершать вооруженные налеты, то полягут люди и будет нанесен вред делу партии. Попросту говоря, партизанские отряды распустили. Подпольщики не прекращали своей деятельности вплоть до 1939 года, но она была не столь радикальной.
Ваупшасов и другие специалисты по диверсиям в тылу врага уехали в Минск и Москву. Но это было прощание с Западной Белоруссией с подтекстом «до новых встреч».
Еще материалы рубрики:
Строил «Магнитку» и «Азовсталь». Трагическая история жизни генерала индустриализации Якова Гугеля
Жизнь и смерть Михаила Кольцова. Как сложилась судьба любимого журналиста Иосифа Сталина
Как цикл фильмов «Государственная граница» спас актера Владимира Новикова от тюрьмы