Так видит художник: зачем на сцене Большого театра канализационные трубы и тролли в облачении врачей

Оценивая достоинства балета, мы отмечаем декорации и костюмы актеров, если они нас впечатлили. А значит, тот, кто отвечает за его воплощение на сцене, должен быть и модельером, и живописцем, и волшебником в одном лице. Секретами профессии с корреспондентом агентства «Минск-Новости» делится художник-постановщик Большого театра Беларуси Любовь Сидельникова.

Корпорация троллей и антиковидный прикид

— Приступая к работе, особенно если тема довольно сложная, — рассказывает собеседница, — иногда нужно перешагнуть через себя. Например, балет «Пер Гюнт» в постановке Сергея Микеля я очень хотела делать, музыка замечательная, либретто по роману Ибсена тоже удачное. Но все равно требовалось с чего-то начинать. Тогда ты просто берешь бумагу и карандаш и пытаешься рисовать. Постепенно рождаются мысли.

— В чем состоял ваш изначальный замысел?

— Мне хотелось события, происходящие в спектакле, приблизить к нашему времени. Ведь то, что Ибсен описывал в Норвегии XIX века, актуально и для нас. Сама фигура Пера Гюнта — человека, не способного удержаться на месте, постоянно меняющего привязанности, страны, профессии, — современна.

Мы попытались провести зримые параллели с сегодняшним днем. На сцене появились знаковые для нас элементы, образы цифровой, постиндустриальной эпохи. Они противопоставлены миру природному, фольклорному, сказочному. Для его воплощения использована и особая цветовая гамма. В ней угадываются цвета норвежского флага, элементы национальных костюмов.

— Ваша версия драмы Ибсена почти вызывающе осовременена.

— Так и задумывалось. Когда открываешь Ибсена, понимаешь, что он писал на тогдашнюю злобу дня. А нам требовалось обратиться к сегодняшней, переложить произведение на нынешние реалии. Так появились непривычные декорации, например, канализационные трубы или нефтяные вышки. Сообщество троллей не случайно названо у нас корпорацией, предлагалось много вариантов, как должны выглядеть эти сказочные существа. Они могли быть даже пугающе похожими на врачей, приезжающих на скорой к заболевшему коронавирусом. Причем этот эскиз разрабатывался года за два до начала пандемии, и он сохранился.

Но мне такой костюм показался страшноватым, и мы от него отказались. Было решено использовать концепцию «цифрового зла». Человек в современном мире слишком зависим от информации, которая бьет на него отовсюду. Трудно разобрать, где правда, где неправда.

Картина, прибитая к сцене

— Что было самым сложным при сооружении декораций?

— Тяжелее всего технически в «Пер Гюнте» было придумать, как гора, сложенная гармошкой, сможет подниматься с пола. Причем ее отражение в воде тоже поднимается и становится озером. Что касается живописных декораций, они обычно кажутся зрителям привычными и простыми. На самом деле их рисует много людей. Самому художнику тоже нужно участвовать, убедиться, что все соответствует эскизу. Иначе чуть вправо-влево, слегка изменен свет — и уже не тот эффект.

Фактически это та же картина, только огромная, монументальная. Пишется она на холсте, на бязи, тюле, с помощью аппликации, причем обычно анилином, акрилом и гуашью. Натягивается материал, конечно, не на подрамник, а прямо на пол, на сцену, и прибивается гвоздями.

— И как же на такую картину смотреть?

— Надо забираться наверх. В Музыкальном театре, где я работала прежде, имеется возможность увидеть декорацию сверху, для этого есть специальная площадка. В Большом сложнее. Конечный результат можно увидеть только в виде задника, висящего на сцене. Исправить что-то уже непросто и недешево. Поэтому ошибки крайне нежелательны.

— В одном из действий у вас на заднем плане появляется что-то типа нефтяных вышек. Подразумеваются, видимо, арабские шейхи?

— В известном смысле. Сцена или проект «Оазис в пустыне» связана с историей бедуинки Анитры, которую соблазняет ставший работорговцем Пер. И тут мы не отступаем от сюжета. Только я, делая, допустим, декорации, хотела эти истории объединить в один блокбастер. До этого герой попадает в корпорацию Горного короля, где не может прижиться, нарушая правила поведения, корпоративную этику. И убегает оттуда.

— А почему не смог прижиться?

— В пещере Горного короля он должен был видеть черное как белое, а белое как черное. По задумке нашего режиссера Сергея Микеля, тролли даже ходят задом наперед, и костюмы я делала, соответственно, с застежками сзади. Когда Пер Гюнт понимает, что он продает душу, то должен полностью переформатировать сознание. И этот шлейф сделанного выбора за ним тянется, как у Ибсена, всю последующую жизнь.

Чтобы костюмчик сидел

— Когда вы придумываете, как должен выглядеть персонаж, уже имеете в виду конкретных исполнителей?

— В данном спектакле на партию Пуговичника изначально предполагался яркий исполнитель Такатоши Мачияма. Но сам костюм все-таки шел от идеи, а не от человека. По норвежским преданиям, добрые души отправляются в рай, а злые переплавляются в пуговицы с помощью Пуговичника. У нас это один из главных персонажей, постоянно подталкивающий Пера к плохому выбору. И выглядит он соответствующе: в бирюзово-черном трико, с увеличительным стеклом на одном глазу и тростью-топориком.

— Бывает, что артисту его костюм, сценический образ не нравятся и он начинает активно протестовать?

— Конечно. К примеру, звезда Музыкального театра Наталия Гайда в этом смысле очень требовательна. Если речь идет о балете, то художник должен точно ставить себе задачу, чтобы и костюм был красивым и эффектным, и артист в нем мог легко и непринужденно танцевать.

Важно найти подходящую ткань. Потому что одно дело — эскиз, а другое — воплощение идеи в жизнь. А когда все нарисовано, ткань выбрана — можно спокойно шить, и мастера в пошивочном цехе со своей задачей справляются прекрасно.

— Сейчас вы работаете над балетом «Конек-горбунок»?

— Да, уже запустились. Там мои декорации.

— Чем интересен для вас этот проект?

— Нужно начать с того, что сказка Ершова в свое время привлекала разных композиторов: Римского-Корсакова, Глинку, в середине XIX века в Санкт-Петербурге итальянец Цезарь Пуни поставил одноименный балет. Автор нынешней версии Родион Щедрин.

— Ее ведь еще не ставили у нас?

— Нет. Музыка современная, поэтому я подумала и решила: декорации должны быть не абстрактным лубком, а неким микстом традиционного искусства и модерна. Старалась избежать соблазна пейзажной иллюстрации, буквальных, мультипликационных картинок. Тем более все это должно сочетаться с прекрасной музыкой. Так что приглашаю поклонников балета на премьеру в Большом, она состоится в конце октября.

Фото Павла Русака и из архива Большого театра