В бой идут лицедеи. Как белорусские актеры в эвакуации приближали Победу

В то тяжелое для страны время искусство не только обладало огромной созидательной силой. Оно воодушевляло людей, вселяло в них надежду и веру, не давало впасть в отчаяние. Как сложилась судьба труппы белорусского театра в эвакуации — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».

Решив написать об актерах БГТ-1 (так назывался Купаловский, пока ему не присвоили в 1944-м имя народного поэта) в годы эвакуации, думала, недостатка в материалах не будет. Как же я ошиблась! Статьи, посвященные томскому периоду труппы, как и воспоминания самих актеров, оказались наперечет. Счастье, что у народной артистки СССР Стефании Станюты был свой Эккерман — в книге «Стефания» есть несколько страниц и о Томске.

Очень досадно, что никому не пришла после войны мысль зафиксировать актерские впечатления о трех годах в Сибири. Это был бы бесценный документальный материал о замечательной странице в истории прославленного коллектива. Даже из тех скупых сведений, что я разыскала, очевидно: медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» давали артистам по заслугам.

Лицедеи в тылу и на фронте дарили людям праздник. Их искусство давало силы дышать, переносить нечеловеческие испытания, надеяться и верить. Всматриваюсь в лица на сохранившейся коллективной фотографии купаловцев, сделанной в Томске. Многие, очень многие из актеров незаслуженно забыты. А ведь все они, со званием и без, были по-настоящему народными. И играли только на сцене. А в жизни, как все остальные, теряли близких, голодали, трудились, преодолевали недуги и боль, страдали. И, как могли, приближали Победу.

Одесские гастроли

В мае 1941 года труппа БГТ-1 гастролировала в Одессе. Гостеприимные жители жемчужины у моря аплодисментами встречали и провожали белорусских актеров. Цветы, поклонники, прогулки на пароходе. Жизнь будто отогревала, дарила им всем праздник накануне великих испытаний.

22 июня белорусы радовали одесситов комедией «Хто смяецца апошнім». В это время к заведующему художественной частью театра Леониду Рахленко подбежала испуганная Зинаида Броварская: «Леонид Григорьевич! Я только что слышала выступление Молотова. Война! Напали немцы!..» Он ответил: «Тише, тише! Не паникуй, пожалуйста. Этого просто не может быть…»

Но, увы. Это было правдой. Страшной и неотвратимой. Конечно, артисты рвались в Минск, к родным и близким. Но столицу БССР уже бомбили. Оставаясь в Одессе, часть труппы выходила на сцену и выступала (уже бесплатно!), остальные дежурили в санитарных и противопожарных отрядах. Спектакли прерывались только на время воздушных тревог. «Мы с вами, белорусы!» — поддерживали одесситы.

Когда стало ясно, что в Минск дороги нет, коллектив выехал в Москву, где было принято решение выделить специальный эшелон для эвакуации театра в Томск.

После боя сердце просит музыки вдвойне

В годы Великой Отечественной в Томск эвакуировали десятки заводов со всего Советского Союза. Сюда же прибывали поезда с тяжело раненными для лечения и реабилитации. Артистов из БССР приютили в городском театре (в этом здании сегодня располагается ТЮЗ). Сотрудникам труппы выделили огороды, чтобы выращивать овощи и зелень. Чем могло, помогало местное население.

В непростых условиях восстанавливали довоенные постановки, пользовавшиеся успехом в Минске. В спешном порядке пьесы переводили на русский язык, артисты переучивали роли. Каким-то непостижимым образом шили костюмы, изготавливали заново декорации. Первый сезон на сибирской земле открыл спектакль «Партизаны». А уже скоро там шли «Парень из нашего города», «Фландрия», «Платон Кречет».

Когда в 1942-м в «Правде» опубликовали пьесы «Русские люди» Константина Симонова и «Фронт» Александра Корнейчука, Леонид Григорьевич Рахленко тут же приступил к постановке спектаклей по этим произведениям.

Наряду с патриотическими, военными пьесами ставили и классику: «Собаку на сене» Лопе де Вега, «Позднюю любовь» Александра Островского. По воспоминаниям Стефании Станюты, невероятным успехом у публики пользовался в те годы спектакль из довоенного репертуара «Дура для других, умная для себя» Лопе де Вега. Кто бы мог подумать — Испания, шпаги, плащи. А полуголодные уставшие зрители в плохо отапливаемом помещении принимали это с восторгом! Свободных мест в зале Томского театра в те годы не было. Для людей, которые не доедая, не досыпая, с утра до ночи трудились на заводах, искусство оставалось едва ли не единственной отдушиной, лучом света в кромешной тьме. Всего за годы эвакуации БГТ-1 в Томске на русский язык было переведено 11 спектаклей, поставлено 14 новых.

Актеры часто выступали в госпиталях, на оборонных предприятиях, в колхозах Томского района. В составе бригад выезжали и на линию фронта, в партизанские леса. Так, на Калининском фронте с 5 июня по 23 июля 1943 года актеры белорусского театра дали 78 концертов и показали 72 спектакля!

Газета Калининского фронта писала: «Артистов не упрашивали выступать на переднем крае обороны, им просто сказали, что многие советские солдаты и офицеры, которые сражаются с врагом, не видели артистов на протяжении двух лет… Этого было достаточно, чтобы бригада БГТ-1 начала ставить спектакли и давать концерты вблизи немецких окопов». Белорусов встречали как желанных гостей. Иногда после прощального «Бывайце здаровы, жадаем вам шчасця, а мы ад’язджаем у суседнія часці» бойцы бросались качать лицедеев. Многие представления заканчивались клятвами прогнать с родной земли фашистских оккупантов.

Сцены из актерской жизни

Многие сотрудники театра в свободное от репетиций и выступлений время помогали медикам в госпиталях. Некоторые продолжали в Томске учиться.

Внучка народных артистов СССР Леонида Рахленко и Лидии Ржецкой Галина Вагнер рассказывала мне:

— Моя мама Татьяна Алексеева, приехавшая в июне 1941-го в Одессу и волей судьбы оказавшаяся с театром в эвакуации, работала в Томске санитаркой и культоргом в эвакогоспитале. А когда туда перевели Ленинградский театральный институт им. А. Н. Островского, продолжила прерванное в ГИТИСе обучение и получила диплом.

С. Станюта вела в томском госпитале театральный кружок для выздоравливающих бойцов. Александр Станюта в своей книге «Стефания» приводит воспоминания матери: «Зимой однажды роды принимала прямо на улице. Роженицу муж не успевал в больницу доставить, не мог найти машину, а у нас, шедших поздно вечером после спектакля домой, оказались и марля, и ножницы»…

В одном из своих последних интервью Стефания Михайловна призналась: «С третьим мужем, Сёмой, мы поженились в Томске во время войны. Он был актером, со мной в одном театре работал. И в Томске умер у меня на руках, болезнь его унесла».

А еще коллеги С. Станюты вспоминали, как однажды к ней в гримерку с цветами заглянул мужчина: «Вы меня, конечно, забыли. Я тот самый, из Смоленска, четырнадцатый!» Никто ничего, кроме самой актрисы, не понял. А эта история случилась в Томске. 31 декабря 1941 года. Зима, голод. Стефания Михайловна выменяла часть самодельных бус на елку и буханку хлеба. Собрались гости — всего 13 человек. Чертова дюжина — несчастливое число! «Пойду искать четырнадцатого, — сказала хозяйка. — А вы ждите и без меня не начинайте». До Нового года осталось минут 10, на улице ни души. И вдруг актриса заметила одинокую фигуру. Это был эвакуированный из Смоленска мужчина. Он и стал четырнадцатым. Тот Новый год в Томске остался в его памяти навсегда.

Много, ах как много сюжетов томского периода наверняка могли бы стать бесценным драматургическим материалом!

Трагедия в пути

Когда в Томск пришло известие об освобождении Минска, актеры стали рваться домой. Осенью 1944-го в самом приподнятом настроении сели на поезд. Если бы они знали, что ждет их в пути! В ночь с 23 на 24 сентября недалеко от Омска случилась страшная трагедия — раздался взрыв и поезд сошел с рельсов. Особенно пострадал вагон, в котором размещались артисты. Потом выдвигалась версия: мишенью диверсантов были ехавшие с минчанами офицеры. Но официального расследования не проводилось, и многое наверняка будет навсегда покрыто мраком неизвестности. Среди погибших оказались актеры Маргарита Шашалевич (жена скульптора Заира Азгура), Константин Былич, Борис Алексеенко, старшая дочь народного артиста СССР Глеба Глебова — 9-летняя Гленочка.

— Моему папе в той катастрофе удалось уцелеть чудом, — рассказывала мне дочь актера Павла Пекура Татьяна. — Взрывной волной его сбросило с верхней полки на пол. Он часто вспоминал, как на жутком морозе, одетый только в трусы и майку, оттаскивал от горящего вагона раненых и как от их криков закладывало уши.

Война еще не закончилась. И для нее все — и солдаты, и офицеры, и актеры — были равны…

Рождение легенды

В 1942 году в Томск пришла весть о трагической гибели Янки Купалы. Именно тогда труппа обратилась с просьбой присвоить коллективу имя поэта. Тогда же возникла идея показать сибирякам белорусскую «Паўлінку». Ставить ее взялся режиссер Лев Литвинов. Первый актерский состав спектакля называют золотым, звездным, эталонным. Криницкого играл Владимир Дедюшко, Альжбету — Лидия Ржецкая, Пустаревича — Глеб Глебов, Агату — Вера Полло, Быковского — Борис Платонов.

Первая исполнительница Павлинки Раиса Кошельникова обладала отличными вокальными данными, а поскольку песня на войне имела особую цену, ее героиня запела. Раисе Николаевне в ту пору было уже 40 лет, а ей досталась роль 19-летней девушки. Тем не менее публика принимала ее с восторгом.

Вернувшись в начале октября 1944-го в освобожденный Минск, театр возобновил деятельность с показа «Паўлінкі». Так родилась традиция открывать новый сезон легендарным спектаклем. Он стал визитной карточкой труппы. 21 декабря 1944 года правительство БССР присвоило коллективу имя народного поэта Янки Купалы.

Фото предоставлены Национальным академическим театром имени Янки Купалы

Смотрите также:

Судьбы, сложенные в треугольник