ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Рапирист А. Романьков вспоминает о времени, где остались его молодость, заслуги и друзья
Просторную уютную квартиру знаменитого белорусского мушкетера Александра Романькова впору сравнивать с музеем, хранящим экспонаты очень ценные, раритетные и просто уникальные.
И это не только красивые кубки, привезенные с престижных международных турниров, но и десятки медалей, среди которых 5 — олимпийские: «золото» Игр-2000 в Сеуле плюс 2 «серебра» и 2 «бронзы». Много лет именитый рапирист кропотливо пополнял великолепную коллекцию марок, увлеченно собирал значки и монеты. И даже принадлежащая ему Книга рекордов Гиннесса, изданная в конце 1980-х, где зафиксировано уникальное достижение 10-кратного чемпиона мира по фехтованию в личном и командном первенстве, стала библиографической редкостью…
Монета из Древнего Рима
— Вы все так же самозабвенно коллекционируете марки?
— Сейчас уже нет, прежний энтузиазм поостыл. Но те, что остались, храню бережно, у меня много альбомов. В последнее время, кстати, отдавал предпочтение белорусским маркам на спортивную тематику.
— Среди них есть раритетные?
— Конечно. Самые, пожалуй, ценные — посвященные Олимпиаде в Лиллехаммере, с так называемыми надпечатками. Их было выпущено совсем немного, и мне пришлось очень постараться, чтобы приобрести блок для своей коллекции. Монеты у меня тоже есть очень интересные. Вот эта, видите, отчеканена в Древнем Риме, ей две с половиной тысячи лет. С сертификатом, все как положено, дочка подарила. А тут, в самодельной рамочке, значки белорусской команды с Олимпийских игр в Лондоне…
— Сколько у вас на полках и стеллажах призов, считали?
— Думаю, 60-70. Еще десятка три раздал в музеи.
— Какой самый необычный?
— Вот, например, две вазы за победы на Кубке Венеции. Это сапфировое стекло, расписанное золотом, точная копия подлинного произведения искусства XIV или XV века. Так что ценность у каждой из них, можно сказать, двойная.
— А сам турнир престижный?
— Да, он ежегодный, своего рода аналог этапа Кубка мира. Раньше их проводилось четыре, сейчас уже восемь, поскольку география фехтования за последнее время заметно расширилась.
— Статуэток богини Ники у вас целых три. За что их вручали?
— За победы на Кубке мира. Это чистое серебро.
— В углу стоит рапира, которой вы фехтовали?
— Да. Не скажу, правда, что я именно с ней проводил последний бой: неизменными на протяжении долгого времени оставались гарда и пистолет, а клинки приходилось менять.
— Часто ломались?
— Раньше очень часто. Но после несчастного случая, когда на чемпионате мира в 1982-м погиб победитель московской Олимпиады и мой товарищ по команде Володя Смирнов, а год спустя серьезно ранили француза Касьянца, Международная федерация фехтования приняла меры для изменения ситуации с целью повышения безопасности, запросив у мирового сообщества разрешения использовать военные разработки.
Куртки после этого стали делать из кевлара, они фактически пуленепробиваемые. Маски тоже сверхпрочные, а клинок из марагеновой стали — если и ломается, то особого вреда здоровью спортсмена не наносит. Трагических случаев с тех пор практически не происходило.
«Серебро» в златоглавой Москве
— Вы ведь, если не ошибаюсь, в довольно солидном возрасте в последний раз выходили на дорожку в официальных соревнованиях?
— В 1993 году, когда я выступал в составе сборной Беларуси на чемпионате Европы в Австрии, мне было уже 40 лет. Конечно, сложно в таком возрасте фехтовать, не знаю даже, как выдержал. Благо хватило здоровья, тренер в меня многое вложил, но главное, считаю, — эффективная система подготовки, отработанная в СССР.
— Испытываете ностальгию по советским временам, когда вас знала вся планета?
— Я бы не сказал, что грущу по тем временам, но вспоминаю, конечно. Там остались моя юность, все мои заслуги, мой тренер, друзья. Сейчас в спорте другие герои.
— Долгие годы оставаясь одним из лучших рапиристов мира, вы должны были, по идее, стать как минимум двух-трехкратным олимпийским чемпионом?
— Не должен, но мог бы, конечно. И сил хватало, и тренировки тогда действительно позволяли выходить на высочайший уровень. Однако постоянно выигрывать в нашей дисциплине было очень сложно, да от меня этого и не требовали. Ставилась обычно задача занять место с третьего по первое. И я ведь практически всегда поднимался на пьедестал на важнейших стартах. А 5 медалей, завоеванных на Олимпийских играх, — это, согласитесь, тоже достойный груз и показатель большого объема работы.
— Но когда на Играх-1980 в Москве сборная Союза, по всем статьям считавшаяся фаворитом, уступила в финале дружине Франции, было, вероятно, до слез обидно?
— Мы бы выиграли ту Олимпиаду без проблем, если бы не досадное стечение обстоятельств. По правилам в нашей команде было четыре рапириста, без запасного. И когда в полуфинале Володю Лапицкого, тоже, кстати, ученика моего тренера Эрнеста Асиевского, ранили в живот и увезли в больницу, пришлось выставлять шпажиста Ашота Карагяна. Отличный парень, чемпион мира, но замена оказалась неравноценной, наш вид слишком специфический. Так что «серебро» в Москве было закономерным. В личном же турнире я стал третьим, а победил Володя Смирнов.
Мушкетер из Масюковщины
— Зато в Сеуле в 1988-м, где в личном первенстве вы снова взяли «бронзу», команда неожиданно отпраздновала викторию…
— Причем нас в Сеул даже везти поначалу не хотели, поскольку на чемпионате мира в 1987-м заняли лишь седьмое место. Но уговорить спортивное начальство удалось, и мы сражались, пожалуй, с удвоенным усердием, а в финале одолели команду ФРГ.
— Вместе с вами олимпийским чемпионом в Южной Корее стал минчанин Борис Корецкий, еще один питомец Асиевского, вашего бессменного наставника с тех пор, как вы начали брать у него уроки фехтования в обычной средней школе в военном городке в Масюковщине…
— Многие известные фехтовальщики начинали в том скромном школьном зале (потом, правда, наша секция перебралась в Ждановичи) у Эрнеста Владимировича. А с Николаем Алехиным мы и вовсе жили в соседних домах, поскольку наши родители были военными, и одновременно пришли к Асиевскому. К слову, раньше в таких спортшколах тренеры обучали владению всеми видами оружия. Коля же изначально года четыре был рапиристом. Но как-то раз в команде по сабле, которая готовилась к юниорскому первенству республики, оказался некомплект. Наш наставник месяц с ним позанимался, и мой приятель стал на тех состязаниях вторым в личном турнире, а в 1980-м в Москве — олимпийским чемпионом в команде…
— В последнее время вы зачастили в Узбекистан. Вас привлекают к работе со сборной страны?
— Я ведь долгое время, с 1976-го, когда мне было 23, оставался бессменным капитаном сборной СССР по рапире. С тех пор и дружу с Сабиром Рузиевым, тоже, кстати, серебряным призером Олимпиады в Москве, много лет возглавлявшим в Узбекистане спортивное министерство и Национальный олимпийский комитет, а сейчас — федерацию фехтования страны. Он и предложил мне посотрудничать. Это не постоянная работа, у меня даже контракта с ними нет. Бываю в Ташкенте наездами, помогаю готовить 18-19-летних рапиристов, благодарен за поддержку их земляку президенту Международной федерации фехтования Алишеру Усманову.
— Супруга не возражает против ваших отлучек?
— Нет, Тамара сама мастер-международник по пулевой стрельбе и все прекрасно понимает. Тем более, когда ей позволяют время и работа, тоже иногда летает со мной в Ташкент: дети у нас уже взрослые и самостоятельные. Это, конечно, штамп, но семья и впрямь моя опора и надежный тыл.
Справочно
В 1985 году Александр Романьков был награжден призом Робера Фейерика, вручаемым FIE лучшему фехтовальщику мира, с формулировкой «за интеллект и высокие моральные качества, что способствует распространению популярности фехтования в мире».
Фото Сергея Шелега
Еще материалы рубрики:
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. А. Каршакевич — о прививках от «звездняка», замене сустава и отдыхе на море
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Стрелок Сергей Мартынов — о счастливой винтовке, роли случая и своих рекордах
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Лето патриарха
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Бронзовый призер Олимпиады-2000 — о пересадках почки и подсуживании Карелину
ЗАЛ ОЛИМПИЙСКОЙ СЛАВЫ. Гимнастка Марина Лобач: мечтала стать актрисой, но не срослось