БОЙЦОВ НЕ РЕДЕЕТ СТРОЙ. «Война для него остается кровавой раной». Катерина Сидорук вспоминает знаменитых родственников
- Подписаться на
Дедушка минчанки Катерины Сидорук сражался в партизанском отряде имени Щорса, а одна из минских улиц названа именем ее родственника. Об увлечении генеалогией, семейных традициях и трагедиях — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Михаил Степанович Соловей с женой Екатериной Захаровной и внучкой Катериной
Минчанка давно собирает по крупицам воспоминания родных и близких, изучает архивные записи и готова часами с увлечением рассказывать о своих предках. А началось все много лет назад со школьной поездки в Хатынь…
— Впервые мемориал я посетила ребенком. Не скажу, что тогда история сожженной под Логойском деревни запала мне в душу, — вспоминает Катерина. — Единственное, очень поразила трагедия Иосифа Каминского, который потерял всю семью. Это он с убитым карателями сыном Адамом послужил прототипом знаменитого памятника, который стал символом Хатыни. Мне захотелось больше узнать об уничтоженных селах. Прочитала много книг, благо детская библиотека была в соседнем доме. Моя мама, видя мой интерес к военной теме, предложила съездить в Хатынь уже вдвоем. Там она подвела меня к постаменту с названием деревни Волосач. И рассказала о трагедии в истории нашего рода. Согласитесь, есть разница — общая беда или беда конкретной семьи.
78 лет назад, а именно 28 января 1943 г., фашисты истребили деревню Волосач Пуховичского района. Все 45 домов были сожжены, погибли 104 человека, в том числе двоюродный прадед Катерины, его жена и дети.
Сожженные ветви рода
— Главу семьи звали дядька Антось, а имена остальных, к сожалению, никто не помнит. Родные сестры Антося Фелицианна (моя прабабушка) и Зофья (в семье ее звали Зонькой) стали невольными свидетелями той трагедии.
Короткая предыстория. Мои предки из шляхетского рода Мохартов. По старинной традиции старшего брата как носителя фамилии и его семейство должны были поддерживать другие дети в семье. С таким условием девочек, например, выдавали замуж. Вышло так, что брат осел в Волосаче, а сестры — в соседней деревне Толкачевичи. В тот день сестры собрали гостинцы для него, погрузили на воз и отправились на всякий случай не прямой дорогой, а через лес, просекой. И это спасло им жизнь. Они не попали в облаву. Женщины, услышав рев немецких мотоциклов и автоматные очереди, спрятались и видели, как фашисты, что-то выкрикивая, замыкали кольцо вокруг деревни… На глазах сестер глава рода и его семья стали пеплом. Спаслись только те, кого в тот момент не было в деревне. В Волосаче в память о том событии установлен памятник, правда, на нем нет ни имен, ни возраста погибших.
Фелицианна впоследствии не могла спокойно слышать немецкую речь. Язык Гёте для того поколения был связан с уничтожением самого дорогого и светлого. Прабабушка не смогла забыть и простить фашистам и смерть грудной дочки соседки: она погибла от вражеской пули в голову, когда Фелицианна с малышкой на руках убегала от карателей. Еще прабабушка никогда не ходила в костел, сказав, что с богом у нее особые отношения. Впрочем, спустя годы она позаботилась о крещении умирающей новорожденной внучки.
Доля партизанская
А дома Фелицианне нужно было спасать сына Мишу, будущего Катиного деда — 17-летнего парня могли угнать на работы в Германию.
— Выход был один: отправить его в лес, — рассказывает Катерина. — Фелицианна запретила ему возвращаться домой. Партизанская зона давала таким мальчишкам надежду на жизнь. Туда, на болота, на острова, каратели не могли добраться. Так мой дед, Михаил Степанович Соловей 1 мая 1926 года рождения, оказался в отряде имени Щорса. Скажу сразу: о том времени он вспоминает крайне редко. Видимо, сработал защитный механизм психики: все страшное пережитое было глубоко спрятано, запечатано, и это позволило моему деду прожить счастливую и долгую жизнь.
Партизанские будни — голодное время. Счастьем было не торопясь просушить портянки. Дед со смехом рассказывал историю, от которой у меня и сейчас мурашки по коже от ужаса и жалости к деревенским ребятам, загнанным в лес. Он вспоминал, как на марше появилась возможность у лесного озера постирать и просушить тряпицы, которыми были обмотаны разбитые в кровь ступни. И вот все постирано, парни отдыхают, обувь — в сторонке. Но вдруг по бережку, на котором они лежали, фашисты прошлись пулеметной очередью. Ребята подхватились и бегом оттуда, забыв о кровавых ранах на ногах, бросив и сапоги, и портянки. Потом, конечно, вернулись. Но ни выстиранных тряпиц, ни обуви не нашли.
Еще Михаил Степанович — участник рельсовой войны. В основном партизаны устанавливали на железнодорожных путях самодельные взрывные устройства. Но были и настоящие бомбы — заводские, с часовым механизмом. Об одном случае дед рассказал уже взрослой внучке.
Михаил Соловей, 1950-е годы
— Миша с товарищами должны были установить такую бомбу у моста недалеко от Пуховичей, — пересказывает Катерина. — Объект серьезно охранялся. Решили, что один отвлечет на себя охрану, а двое других подложат снаряд. Раньше с такими взрывными устройствами парни дела не имели. То ли они что-то сделали не так, то ли по другим причинам, но в назначенное время бомба не взорвалась. А немцев у моста уже собралось много, подойти и проверить, что не так, нереально. В отряде за срыв задания и потерю дорогостоящего оружия им грозил расстрел… Ребята уже смирились со своей участью и решили возвращаться к партизанам, как мост вместе с врагами взлетел на воздух!
Однажды в разговоре с дедом промелькнула фраза, которую он не стал развивать. Сводилась она к тому, что в прицеле оружия партизан, а потом солдат Красной армии Михаил видел врага и человека одновременно. Сейчас, как психолог, я понимаю: война для него остается кровавой раной, к которой даже спустя столько лет больно прикасаться.
Для Михаила Соловья освобождение Белоруссии закончилось призывом в действующую армию. Потом были тяжелые бои за взятие Кёнигсберга, контузия, лечение в госпитале. А далее — сдача норм ГТО, проверки в компетентных органах и учеба, чтобы стать милиционером.
Улица имени брата
Пройдя путь от участкового милиционера до заместителя начальника отдела вневедомственной охраны при УВД Мингорисполкома, ветеран Великой Отечественной войны полковник милиции Михаил Соловей давно на пенсии и счастливо живет с супругой.
— В роду бабушки, Екатерины Захаровны, в девичестве Левковой, тоже немало значимых для нашей семьи страниц. Например, известный минский подпольщик Анатолий Левков, Толя маленький, как его называли товарищи, был ее троюродным братом. Представьте себе, сын репрессированного врага народа, ущемленный в правах юноша воевал с фашистами и отдал жизнь за советскую Родину. Расскажу об одном из его подвигов. 3 марта 1943 г. Анатолий с двумя товарищами взорвали горючее на железнодорожной станции Минск. Они проникли на ее территорию и установили на одном из составов мину с часовым механизмом. Взрыв уничтожил 60 тысяч литров бензина! К несчастью, эта операция стала последней в жизни подпольщика Левкова. Толик маленький попал в засаду, был ранен и замучен фашистами.
***
Катерина продолжает изучать историю своего рода. Матусевичи, Мохарты, Татуры, Якимовичи… Рассказывая о предках, она, будто специалист по генеалогии, оперирует фамилиями, датами, названиями населенных пунктов.
— Иногда работа в архиве может занять весь отпуск и не дать никакого результата. Надо быть к этому готовым. Тем, кто интересуется прошлым своей семьи, советую для начала побывать на родине предков — много любопытного можно узнать от местных старожилов, — делится опытом собеседница. — А еще читайте книги. Например, упоминание о своих предках я нашла в книге «Я — сын Ваш» белорусского писателя-исследователя Анатолия Стецкевича-Чебоганова.
Фото из семейного архива Катерины Сидорчук
