В Минске открылась швейная мастерская, где работают бывшие наркозависимые. Посмотрите, как она выглядит
Зачем бывшие наркозависимые проходят трудовую реабилитацию в швейной мастерской, созданной организацией «Позитивное движение», и есть ли у них шансы найти обычную работу, разбирались корреспонденты агентства «Минск-Новости».
В «Позитивном движении» больше 5 лет функционирует Центр социального сопровождения для людей, употреблявших наркотики, а также живущих с ВИЧ. Обращаются сюда с самыми разными проблемами, одна из них — проблема трудоустройства.
— Пытаясь вернуться к нормальной жизни, бывшие зависимые сталкиваются с некоторыми трудностями. Не так много работодателей готовы взять к себе человека, когда-то состоявшего на наркологическом учете, — рассказывает председатель правления организации Ирина Статкевич. — К тому же у наших клиентов часто нет высшего образования, поэтому им предлагают низкооплачиваемые вакансии, сопряженные с серьезными физическими нагрузками. Далеко не каждому здоровье позволяет работать тем же грузчиком.
Помимо этих вполне очевидных проблем, есть еще и другие, куда более специфичные и обычному человеку не понятные.
— Мы помогали и ребятам, имевшим какие-то уникальные способности. Например, был один мастер резьбы по дереву. Его с удовольствием брали к себе многие фирмы, обещали хорошую зарплату. И когда он устроился в одну из них, просто начал прогуливать, — отмечает И. Статкевич. — Оказалось, не мог приходить на производство к 9 утра, не привык к такому распорядку дня. Подобных случаев было несколько. Люди не соблюдали график, опаздывали, не предупреждая об этом начальство, не знали, как взять больничный, и просто не появлялись в офисе. В общем, их трудовая дисциплина находилась на низком уровне.
Чтобы помочь подопечным адаптироваться к непривычным для них условиям, в Центре социального сопровождения действует программа трудовой активации. За каждым человеком закреплен сотрудник, он не только ищет подходящую работу, но и учит справляться с проблемами, которые могут на этой самой работе возникнуть. А для трудовой реабилитации женщин, умеющих шить, на базе «Позитивного движения» даже открыли маленькую мастерскую.
— Мы создали условия, максимально приближенные к настоящему производству, чтобы наши протеже привыкали к определенному распорядку дня, к тому, что у них есть обязанности, — объясняет Ирина. — Конечно, поначалу мы тоже сталкивались с некоторыми трудностями. Например, девушки в мастерской немного шили, уставали и все оставшееся время пили чай. Ну какой наниматель станет это терпеть? Понадобилось время, чтобы объяснить им, что для чаепития и других своих дел есть обеденный перерыв, а все остальное время нужно работать.
Выдержать такой темп (хотя шьют они пока не по 8–9 часов, а всего 4) смогли не все. Кто-то сорвался и бросил. Сейчас здесь шьют всего пятеро. Реабилитация продлится полгода. После их попытаются трудоустроить.
«Первый раз попробовала только с одной целью – хотела покончить с собой»
Мастерская находится в небольшой комнатушке на первом этаже. В самом центре — стол, где происходит процесс раскройки, рядом — стеллаж, заваленный тканями, у окна — три рабочих места. Там увлеченно склонились женские головы. Стрекот швейных машинок иногда прерывается, и слышна музыка из радиоприемника.
Каждую из девочек — так ласково своих подопечных называет соцработница Анна, которая следит здесь за дисциплиной и порядком, — в это своеобразное ателье судьба привела разными путями. Кто-то заходил в «Позитивное движение» за новыми «иголками», кто-то сдавал тесты на ВИЧ, кто-то подрабатывал аутричем (активный потребитель, помогающий организации контактировать с другими наркоманами. — Прим. авт.). Сейчас их объединяет одно — желание получить от жизни второй шанс.
Александра* ловко прострачивает одну сторону подушки за другой. От работы не отвлекается даже во время разговора. Ей 45 лет, 25 из них она провела в непрерывном употреблении.
— Первый раз попробовала только с одной целью — хотела покончить с собой. Моего парня убили наркотики, я его очень любила, поэтому решила, что умру точно так же, как и он. Первая инъекция… и пошло-поехало. Начинала колоться еще в 1990-х, это было модно, наркоманы ездили на шикарных машинах, носили золотые цепочки… И мы, девочки, смотрели на них, раскрыв рты.
Грамм героина тогда стоил 150–170 долларов, о том, где доставала на него деньги, Александра умалчивает. Лишь вскользь упоминает, что из богатой семьи, с которой разорвала все связи, когда в жизни появились запрещенные вещества. Они подарили ей не только ни с чем не сравнимые ощущения, но и 9 судимостей, в том числе за хранение, и два отмотанных срока в исправительной колонии… Но Александра не сдавалась и продолжала бороться со своей смертельной болезнью… ради дочери.
— Я никогда не была лишена родительских прав. Она находилась в приюте, только когда я сидела в тюрьме, после освобождения сразу же ее забирала. Как могла, старалась ее растить. И она видела, как я сражалась. Конечно, она видела и то, как я себя убивала. Говорила мне: «Мамочка, я все понимаю, но ты ведь умрешь». Она меня очень любит, а я люблю ее. Сейчас у нас обалденные отношения, она никак на меня не нарадуется, а я на нее: 21 год, не пьет, не курит, работает товароведом в магазине.
Александра с гордостью говорит о трех годах своей «чистоты»:
— Если я дальше буду колоться, потеряю единственное, что у меня есть, — свою дочку. Да и здоровье уже не то. А я еще до внуков дожить хочу.
— Но почему вы не остановились раньше?
— Не задавайте мне такие вопросы, я сама их себе задаю. И не знаю, что ответить. Могла достичь очень многого, но собственноручно все испортила.
«Однажды во время варки загорелся растворитель. А вместе с ним загорелась и я»
Подавляющее большинство женщин в мастерской учились швейному ремеслу в местах лишения свободы, где каждый занимался только одним определенным делом: кто-то кроил, кто-то шил, кто-то гладил. Поэтому здесь их учат быть универсальными и уметь все.
29-летняя Мария* тщательно разутюживает только что простроченный чехол для подушки. В 20 лет она начала жить с наркоманом, а когда его посадили, попробовала сама — сварила в растворителе маковые семечки и укололась. Когда на одном из свиданий в колонии возлюбленный увидел, что девушку «кумарит» (она испытывает состояние ломки. — Прим. авт.), пригрозил: «Если не прекратишь, выйду и отобью тебе все, что можно». Когда он освободился, они стали употреблять вместе.
— Какую самую жесткую историю, связанную с наркотиками, вы можете вспомнить?
— Однажды во время варки загорелся растворитель. А вместе с ним загорелась и я, — Мария слегка шевелит изуродованной ожогами рукой. — Сами потушили и меня, и квартиру.
Непрерывный наркомарафон закончился, когда девушка оказалась в колонии: сняла деньги с чужой карточки, получила «домашнюю химию» (ограничение свободы без направления в исправительное учреждение. — Прим. авт.), но условия не соблюдала. Промаявшись 2 года за колючей проволокой, вернулась домой. Полгода не кололась, потом сорвалась.
— Старалась жить, как нормальный человек, но надоело, — делится Мария.
Она все еще не завязала с наркотиками. Употребляет психотроп альфа-PVP. Говорит, если не частить, то нестрашно.
— Нет желания бросить насовсем?
— Честно? Такой цели нет.
— А какая есть?
— Не попасть в тюрьму. Для этого нужно работать и быть в адекватном состоянии, чтобы не попасться.
Маша честно призналась в том, что не избавилась от зависимости, а это первый шаг на пути к выздоровлению — так мне потом скажет Ирина Статкевич.
«Он перепугался, пощупал пульс, потом вывез в лес, кинул под елкой и уехал»
Сейчас девушки шьют шоперы и подушки из остатков одежды, которую не раздали нуждающимся. Первую партию постельных принадлежностей уже передали в один из психоневрологических домов-интернатов. Свою последнюю работу мне показывает 33-летняя Варвара* — она единственная, кто научился шить еще в детстве благодаря маме и бабушке. Женщина много улыбается, а в ее добродушном выражении лица есть что-то ребяческое. Наверное, поэтому она так подкупает своей детской искренностью, с которой вспоминает прошлое.
В 18 лет, еще до знакомства с наркотиками, Варвара получила свой первый срок: в пьяной перепалке задушила собутыльника. Учитывая все смягчающие обстоятельства (к примеру, наличие ребенка), суд дал ей всего год и два месяца.
— На свободе связалась с плохой компанией. Сначала попробовала маковые семечки, потом марихуану, «скорости»… Деньги на вещества добывала, обворовывая магазины, случайных прохожих. Так и получила еще несколько сроков. Всего провела за решеткой восемь с половиной лет, — признается собеседница. — А на воле со мной чего только не случалось! Был у меня знакомый Славик. Звонит как-то и говорит: «Малая, поехали покурим траву». Завалились в его бус, я сделала одну затяжку, вторую… Мне стало плохо, сердце почти остановилось. Он перепугался, пощупал пульс, потом вывез в лес, кинул под елкой и уехал. А на улице суровая зима. Очухалась я спустя 5 часов. Была в теплой куртке, она и спасла от обморожения. Вышла на дорогу, проголосовала, и какая-то машина довезла меня до города.
Подобные ситуации «на грани» для любого зависимого — ежедневная рутина. Но не каждый выходит из них живым. Варваре «повезло»: завязать с пагубным пристрастием помог… ВИЧ. Когда она узнала о своем положительном статусе, ее как будто отвернуло от наркотиков. И вот уже два года не употребляет. А еще ждет пятого ребенка. Трех старших сыновей воспитывает ее мама, четвертого прямо в роддоме отдали приемной семье (Варвару лишили родительских прав. — Прим. авт.), и она ни разу его не видела. Малыша, что скоро появится на свет, женщина хочет вырастить сама. Ну и конечно, вернуть остальных детей.
***
— Девочки хотят работать. Но им все еще нужна опора. Стараюсь помочь советом, когда они обращаются с какими-то проблемами, даже личного характера, но этого недостаточно. Не хватает поддержки семьи. Они прилагают большие усилия, чтобы приходить сюда каждый день. Ведь нет никаких гарантий, что в будущем смогут социализироваться, получить работу, построить крепкие отношения. Поэтому близкие должны ценить их маленькие подвиги, — резюмирует соцработница центра Анна.
*Имена изменены по просьбе героинь
Фото Павла Русака